Прекрасная толстушка. Книга 2 - Юрий Перов

Мы дождались, пока шофер, который подвез нас к конторе, выгрузит свой мусор и поедет обратно. Николай Николаевич подозвал его рукой. Мы сели. Машина тронулась, скрежеща коробкой передач. Только сейчас я заметила, что на солнцезащитном щитке у шофера приклеен портрет министра обороны маршала Жукова. Это была знаменитая фотография. Маршал был на белой лошади. Он принимал парад Победы на Красной площади.

— Дворники-то включи, — добродушно сказал Николай Николаевич шоферу.

Тот послушно включил дворники. От этого не сделалось лучше. Стала больше видна разбитая дорога и горы мусора по обочинам. И мокрые чайки, сидящие на этом мусоре.

— Фронтовик? — коротко спросил Николай Николаевич, показывая на портрет.

— С сорок третьего года на передовой.

— Баранку крутил? — по-свойски спросил Николай Николаевич, и я вспомнила, что он сам тоже из шоферов.

— А как же! — довольно кивнул шофер.

— А маршала лучше сними, — посоветовал Николай Николаевич.

— Это еще почему? — вскинулся шофер.

— Ты что, радио не слушаешь?

— Да когда же мне его слушать, если я с семи часов на работе. А что случилось-то?

— Освободили сегодня твоего маршала от должности… И из Президиума, и из ЦК вывели. Так что с сегодняшнего дня он пенсионер союзного значения…

— Да ты что?! — нажал на тормоза шофер, и я чуть не клюнула в стекло носом. — Кто посмел?

— Пленум Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза посмел, — четко произнес Николай Николаевич и насмешливо взглянул на шофера: мол, «а что ты теперь скажешь?»

— За что же? — растерянно спросил шофер.

— За недостаточную партийность, за раздувание своей роли в войне и насаждение культа личности…

— Чьей личности? — обалдело спросил шофер.

— Своей, чьей же еще? — усмехнулся Николай Николаевич. — Остальные уже на том свете…

Шофер так резко тронул с места, что я слегка ударилась затылком о заднюю стенку кабины.

Дальше мы ехали молча. Около сарая шофер со злостью резко остановил машину.

Николай Николаевич вышел, подал мне руку, помогая сойти, кивком показал шоферу самосвала, что тот может быть свободен, и захлопнул дверцу.

— Поедем ко мне на Мархлевского или к тебе? — спросил он.

— Лучше ко мне, — сказала я.

23

Через час мы сидели у меня на кухне. Я разогревала грибную лапшу, которая была в холодильнике по случаю, и жарила «микояновские» котлеты, — Николай Николаевич почему-то предпочитал их домашним. По дороге мы купили и бутылку армянского коньяка.

Он пил коньяк, закусывая его лимоном, и неторопливо, наслаждаясь и своей абсолютной осведомленностью и той болью, которую причинял мне каждым словом, рассказывал об Игоре.

— Он был, буквально, самый молодой и самый талантливый на курсе… Поступил в школу сразу во второй класс, так как к семи годам умел свободно читать и писать. Родился он в городе Шклове в Белоруссии. Мать работала учительницей литературы в той же школе, поэтому для него сделали исключение.

В Институте стали и сплавов с самого начала был старостой курса. Потом стал председателем студенческого научного общества. За время учебы зарегистрировал четыре авторских свидетельства. Одно изобретение. Что-то там по очистке редкоземельных металлов. Оно успешно внедрено в производство. Принимал участие в научных симпозиумах. Тогда же познакомился с академиком Бреславским, на чьей даче в Серебряном бору ты бывала…

— Значит, и дача не его?

— Это сложный вопрос… Об этом позже. Когда он еще учился на четвертом курсе, Бреславский дал на него заявку в свой академический институт. Его дипломная работа была оценена на уровне кандидатской диссертации. Ему предлагали быстро сдать кандидатский минимум и защититься. Он отказался. Его уже интересовала совершенно другая тема. Он поступил в заочную аспирантуру и начал работать простым лаборантом. Бреславский разрешил ему заниматься исключительно своей темой. Она была новым шагом в металловедении. Речь шла о материалах будущего. Темой заинтересовались военные. Были выделены немалые деньги. Вчерашнего выпускника назначили временно исполняющим обязанности заведующего лаборатории с полным окладом. Бреславский не выходил из его лаборатории… Исаев начал писать диссертацию, которая, по мнению специалистов, спокойно тянула на докторскую…

— Так что же ему помешало? — не утерпела я от вопроса.

— Деньги, — коротко ответил Николай Николаевич и отпил глоток коньяку.

— Не понимаю, — сказала я.

Мне еще казалось, что не все потеряно, что вдруг всплывет какой-нибудь факт, который перечеркнет, закроет ту страшную картину, которая все время стояла перед глазами так отчетливо, что я как наяву чувствовала запах, вернее, непереносимую вонь этой конторы, и начинала натурально задыхаться…

Меня до сих пор тошнит от запаха баночных килек пряного посола. А ведь когда-то я их любила…

— Тут, буквально, нечего понимать, — сказал Николай Николаевич. — Его сгубили деньги. Очень большие деньги. А началось все очень просто… Ему понадобились какие-то детали, из магния, кажется. На складе в институте не нашлось. Нужно было заказывать через отдел снабжения Академии наук, ждать… А он нетерпелив. Кто-то посоветовал съездить на Зюзинскую свалку, мол, там можно найти все, от духов «Красная Москва» и шоколадных наборов до деталей, из которых можно собрать телевизор. Он съездил, покопался в горах металлической стружки, бракованных деталей и прочих производственных отбросах. Нашел то, что было нужно. Даже с избытком.

Приехал еще раз, еще. Посмотрел, как принимаются металлы, почем. Обошел все филиалы артели. Только в Москве артель «Пятое декабря» имеет полтора десятка приемных пунктов вторсырья. И столько же их в области.

Кстати, в области расположены крупнейшие заводы Минсредмаша. К области у него возник особый интерес.

Он все просчитал, придумал и через неделю пришел к председателю артели, инвалиду Отечественной войны, потерявшему на фронте руку, Герою Советского Союза, бывшему летчику, честнейшему человеку, с некоторыми конкретными предложениями.

Тот его выгнал из кабинета. Исаев ушел, но бумажку со своими выкладками и расчетами оставил на столе. Через неделю летчик позвонил ему сам.

Еще через неделю Исаев подал заявление об уходе.

— А что же он сказал академику?

— Академику он сказал, что уходит на три-четыре года в закрытый институт. Что на этом настаивают в компетентных органах. Второго вопроса тот ему не задал. Вопросы у нас задавать не принято. Погоревал, погоревал академик и смирился. Тем более что тему ему Исаев подарил. Просто оставил за ненадобностью. Бреславский ее законсервировал, в надежде, что любимый ученик в скором времени вернется и продолжит… Но не дождался. Умер.