Прекрасная толстушка. Книга 2 - Юрий Перов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, очень…
— И ты согласна подождать со свадьбой?
— Сколько понадобится.
— Я все сделаю, чтобы это произошло скорее… Ты веришь мне?
— Как никому на свете…
Сколько раз безрассудная страсть толкала меня в объятия мужчин, а в эту ночь нас соединила нежность.
Я впервые оказалась в его спальне, которую он до сих пор даже не решался мне показывать. Она была очень светлой, просторной, с огромной кроватью.
Это было удивительное совпадение. Мы оба не спешили.
Я не знаю, почему не спешил он, то ли от робости, то ли от нежности, переполнявшей его. Я же как бы специально задерживала себя на пороге чувств, наслаждаясь предчувствием.
Как трепетны и нежны мы были! Как он восхищался моим телом! Он не шептал мне волнующие слова о том, как я прекрасна, но его руки и губы были красноречивее всяких слов. Впрочем, были и слова. Когда мы после первой, совершенно не утоляющей близости затихли в объятиях друг друга, откинув ставшее ненужным одеяло, он вдруг спросил:
— Знаешь, что у тебя самое потрясающее?
— Что? — не открывая глаз, спросила я, и десяток вариантов ответа пронесся у меня в голове. — Подколенные впадинки…
От удивления я открыла глаза и даже чуть-чуть отодвинулась.
— Когда же ты их разглядел? Я же все время в длинном. — В первый день. На тебе была юбка с разрезом сзади.
— Вот тебе и рассеянный академик…
— А знаешь, я вовсе не академик… — вдруг сказал он.
— А кто же ты? — от удивления я привстала на локте.
Он помедлил с ответом, словно изучая меня, и потом, улыбнувшись, сказал:
— Академиками, строго говоря, называют действительных членов Академии наук, а я еще только член — корреспондент…
— Все равно академик, — облегченно вздохнула я и неожиданно для самой себя схулиганила: — Даже если ты только член-корреспондент, то о-о-чень действительный…
Он польщено улыбнулся, а я, вытянув ногу и пытаясь через плечо рассмотреть свою подколенную впадинку, пробормотала:
— И чего ты в них нашел? Впадинки и впадинки, как у всех…
— Ты ничего не понимаешь! — вскрикнул он и, перекатывая меня на живот, прильнул губами к левой впадинке. Меня словно током пронзило. Я даже вздрогнула и непроизвольно сжала бедра, готовая в каждую секунду взорваться и улететь.
— Целую вечность об этом мечтал… — прорычал он и прильнул к правой.
— Что же ты сегодня так долго терпел? — спросила я, задыхаясь и стараясь расслабить бедра и ягодицы, потому что волна наслаждения подкатывала неудержимо.
Он оторвался на секунду и совершенно серьезно объяснил:
— Некогда было…
И снова впился в меня. На этот раз я почувствовала его зубы и, уже не владея собой, изо всех сил сжала бедра и со стоном содрогнулась всем телом… Это было впервые в эту ночь. Это было так неожиданно, так сильно, это так меня и его возбудило, что мы, позабыв о всякой неторопливости, набросились друг на друга… И с этого момента то мои, то общие стоны оглашали его огромную дачу, а может, и весь Серебряный бор до самого утра.
18
Мы провели с ним вместе целый месяц. Это был самый настоящий медовый месяц. Каждый вечер, когда позже, когда раньше, но строго «в час условленный» раздавался звонок в мою дверь. Я открывала. На пороге стоял непреклонный Василий. Если в его руках ничего не было, я спешно накидывала на плечи пальто и спускалась за ним к машине.
Если же в его руках был большой кожаный портфель, он молча перешагивал порог, оглядывал квартиру и вопросительно смотрел на меня. Я ему утвердительно кивала, это означало, что в квартире посторонних нет, и тогда он выглядывал на лестничную площадку, и в квартиру с огромным букетом цветов входил Игорь.
Василий быстро разгружал портфель, где были разные вкусности к ужину, и исчезал.
Игорь у меня никогда не ночевал. За полчаса до своего ухода он звонил по телефону и говорил в трубку только одно слово: «Выезжай». И потом, даже не посмотрев в окошко, выходил на улицу. И не было случая, чтобы Василий опоздал. Я ко всем этим странностям относилась как к должному, не задавая ни ему, ни себе никаких вопросов.
19
Только один раз мы с ним появились на людях. Ходили в кино. Вместе с Татьяной. Смотрели «Летят журавли» с потрясающей Татьяной Самойловой. Моя Татьяна пошла с нами на фильм во второй раз. Первый раз она его посмотрела со своим женихом Юрой, серьезным, даже несколько мрачноватым аспирантом биофака МГУ.
Он был высок, жилист, играл в баскетбол и в регби. В компании он все больше молчал, чем, собственно, и покорил Татьяну, «Хватит с меня говорунов, хватит!» — как-то в сердцах сказала она.
Танька нас с Игорем и заставила пойти на этот фильм и сама купила билеты. Она мне все уши прожужжала по телефону о том, какая это гениальная картина, какой там гениальный Баталов и все такое. На самом же деле ей не терпелось взглянуть на моего загадочного Академика.
Я ей совсем не много о нем рассказывала. И то после того, как мы стали фактически помолвлены, как говорили в старину, правда, в старину, кажется, при этом вместе не ночевали…
От Игоря она пришла в бешеный, нескрываемый и не передаваемый восторг. Она весь сеанс смотрела не на своего любимого Баталова, а на моего Академика. Притом с таким видом, с каким дети в зоопарке смотрят на слона. С удивлением, восторгом и страхом.
Я не буду описывать, как я была счастлива в этот месяц. Те из вас, кто испытал это на себе, поймут меня и без слов, а тем, у кого ничего подобного не было, объяснять бесполезно. Это все кончилось 4 ноября того же 1957 года…
20
Накануне с утра радио сообщило, что запущен второй спутник. На борту его находилась собака Лайка, и он весил уже 508,3 кг.
Игорь молчал об этом запуске до самого последнего момента, и только когда радио сообщило, что полет проходит нормально, а здоровье Лайки хорошее, он позвонил и сказал, что сегодня вечером мы будем отмечать два месяца со дня нашего знакомства.
Я специально сказала, что два месяца наступят завтра и что не принято отмечать даты заранее, что это плохая примета.
Тогда Игорь засмеялся и сказал, что, во-первых, вечеринка плавно перетечет в завтра, а до двенадцати ночи можно будет пить исключительно за здоровье собаки Лайки.
Были все те же люди, за исключением простодушной блондинки с очень толстым и очень важным спутником.
Опять тосты Автандила искрились виртуозными намеками то на успехи в космосе, то на грядущие перемены в личной жизни будущего лауреата Нобелевской премии.
А потом, оставшись одни, мы как следует отметили наши два месяца. Только отмечали мы не вином и не коньяком, а кое-чем покрепче. От чего сильнее кружится голова и душа отлетает в космос…