Алиса в Стране Советов - Юрий Алексеев

«Две противоположные причины вызывают зло в человеке: или образовавшаяся в душе пустота вызывает притяжение зла, или страсть, ставшая идеей фикс и вытеснившая всё остальное».

Душой не порченные островитяне, конечно же, клюнули на идею фикс, как поддались только что на мякину сержанта. Но что поразительно и в чём стыдно признаться, Иван и сам был не прочь из ложной кучи зёрнышко ухватить — переложить убийство на «банду».

«Ан вдруг она и вправду была? Ну, где-нибудь в камышах, в потёмках?» — насильничал он над собой. Без спору, втискиваться в свидетели и подтверждать вооружённую банду он бы не стал. «Мифы о Революции надо вообще, сочинять не до, а после победы, когда очевидцы уйдут на покой, — думал он раздражённо. — Так принято». И никакие соображения о том, что по мотивам подвига товарища Тромпо будет немедленно создана опера, где до зарезу нужна женская партия, теперь не заставили бы его выдать спутницу. Даже если его за бока возьмут, он по неписаному закону улицы Трубной ответит: «Ничего не видел, не знаю, нашёл в электричке».

Иван выключил телевизор и пересел поближе к компании, уже расправившейся с гостинцем Славушкина.

В ожидании получки господа офицеры вели подсчёты, чего и сколько можно на новые деньги купить.

Больше всего выходило у Чанова. Он измерял зарплату в рубашках, и получилось их у него ровно восемьдесят против двадцати двух пар башмаков у Славушкина и дюжины летних костюмов у Кузина. За еду и постой господа не платили, так что замахи были реальными. Но за дюжинами и парами ещё и стояли боевыми рядами четыреста батарейных бутылочек Баккарди, а в полуночной тьме светились жадные фонари Пахаритос и томно звали с рубашкой расстаться:

«Зачем их 80 да ещё в Земнорайске?! Они же прахом пойдут, шурином сносятся… А впечатления — нетленны», — подмигивали они, впадая в сговор с внутренним голосом. И голос тайный давя, заглушая, господа принялись криком кричать, что де, наверно, в посольстве не дураки сидят, чтобы «Чапаева» через день нахаляву смотреть и держать детишек в обносках до отъезда на Родину, где самое место обновой блеснуть, дать подлинно жару.

— Скромнее, скромнее, товарищи, надо быть! — убеждал сам себя Славушкин, встряхивая головой, полной соблазнов. — Моя тёща как говорит… Хотите в люди — держитесь на макарончиках. Иначе хрен чего купишь.

— А вернёшься пустой — загрызут, — поддержал, хотя и холостяк, Чанов. — Я вон ведро тёте Паше наобещал. Настоящее. Обливное.

От этих будничных разговоров поблёкли тропические декорации за окном. Мнилось, вот-вот подует сиверко, повалит снежок и заноет жалейка, мочаля сердце напоминанием о неподкованной лошади и невывезенных из леса дровах.

Ивану было и без того не по-себе. А теперь сделалось и совсем тошно, так что приход Мёрзлого стал ему даже в радость. Наскоро распределив свеженькие купюры, Иванову долю Мёрзлый попридержал и после паузы подступил к нему с прянишным видом:

— Пляши!

— Па-де-де или «валенки-валенки»? — насторожился Иван, гадая, какую гадость ему приготовили.

— Качучу, Иван Алексеевич! — заказал Мёрзлый и подразнил распечатанной телеграммой с казённым грифом.

— Качуча — это оторва по-здешнему, — полез не в свое дело Чанов. — А с тебя, Иван, причитается, если не похоронка, конечно…

Иван хапком цапнул послание из рук и погрузился в латинские буквы.

Телеграмма была из очень знакомого — Иван пороги там обтесал — художественного журнала. Невзирая на трудности с буквой «ща» в латинской транскрипции, редакция называла Ивана защитником Революции и уведомляла, что его повесть «Антоновка» готова к печати.

Иван недоверчиво покосился на Мёрзлого:

«От этого прохиндея всего можно ожидать! С чего это повесть ин флин, которую сразу же раскусили и в журнале держали-волынили лишь потому, что передавали приватно из рук в руки для домашнего чтения, теперь решили вдруг напечатать? Пусть чудеса в жизни и бывают, и даже в плановой буче надежда есть На а вдруг. Но в литературе — никогда! Литература стабильнее жизни».

— Сами отстукали или кто помогал? — буркнул Иван, вернув подателю телеграмму.

— Ну вы уж совсем! — осуждающе покрутил пальцем возле виска почтальон. — Там же конкретно сказано: ждём согласия на сокращение пятой главы… Ну, давайте по-быстрому ваш ответ. Я сегодня же передам.

— Нет, лучше я сам, — упёрся Иван. — Слово «согласен» недорого стоит.

— Не будьте наивны, — ухмыльнулся как-то уполномоченно, что ли, Мёрзлый. — Ни одного слова ни за какие деньги у вас не примут. Страна не отправляет частных посланий вовне — так требует ситуация.

— С ума сойти! — буркнул Иван. — Ну, передайте: согласен.

— И ещё одна ситуация, точнее — момент… — многозначительно произнес Мёрзлый и поманил Ивана взглядом в сторонку. Иван покорился и недовольно спросил:

— Ну, что там ещё?

— Вы телевизор смотрели? — мельком осведомился Мёрзлый. — Там митинг передавали со стадиона, а?

У Ивана занемело под ложечкой. Способность Мёрзлого все знать и вынюхать невозможное была слишком известна.

— Да, — сыграл он ва-банк. Интуиция игрока подсказывала, что эту подставку надо бить в лоб, без размышлений.

— Прекрасно! — потёр ладошками Мёрзлый. — Значит, не нужно и объяснять, насколько этот волнительный подвиг необходим нашим читателям.

— Не понял, — сказал Иван.

— Неужели ваше писательское чутьё не того? — подивился Мёрзлый. — А мы так, когда в посольстве митинг смотрели, в одно подумали: нужен очерк!.. Нет-нет, вы не отказывайтесь! Все материалы и товарища на «кадиллаке» я беру на себя. Его тоже полезно взять в духе интернациональной помощи. Невесту, конечно, не будем упоминать. Тут кубинские друзья поднапутали, обознались, видать, в темноте. — И, подумавши малость, не удержался: — Но выявить мы её, конечно, выявим. Дружба — дружбой, а «невест» — к ногтю. Разыщем! И фото мальчика Тромпо, рассказы родителей и всё прочее я вам обеспечу, а вы уж как-нибудь постарайтесь художественно, убедительно, чтобы Хулио, как наш Павлик, в анналы попал… Представляете серьёзность задачи?

«Хана! — молнией пронеслось в голове у Ивана. — Пять лет он меня доставал и теперь своего не упустит, обнюхает, сука, все «кадиллаки» на острове».

И, напустив на лицо ледяное спокойствие, он замедленно произнес:

— Задача невыполнимая. Во всяком случае для меня…

— Даже если это личная просьба Гусяева? — позволил себе не поверить и тем же разом Ивана прижучить Мёрзлый. — Странно! А он, по старой памяти, очень вами интересовался, даже спрашивал: «А как наш Репнёв на Кубу попал?».

«Час от часу не легче, — омрачился вконец Иван. — К суке Мёрзлому добавляется «ощенившаяся борзая». Нет, Буре сто раз прав… Ну что мне стоило с моими ногами закончить какой-нибудь бессловесный археологический и мирно бегать теперь по скифским курганам?».