Поморский капитан - Иван Апраксин

Стиг узнал в сражавшемся с ним человеке Степана, и в глазах его мелькнуло торжество. Ну вот, решил он, моя месть будет скорой. Даже скорее, чем я предполагал – московский стрелец сам идет на меня!

Степану предстояло своей жизнью заплатить за выбитые зубы!

Биться ножом против сабли – гибельное дело. Это – почти верная смерть, и оба они – швед и помор прекрасно знали об этом. От нескольких ударов Степану удалось уклониться, но долго такое продолжаться не могло. Каждый следующий удар сабли мог стать смертельным.

«Ладно, – подумал Степан, увернувшись в очередной раз и упав на одно колено, – пусть я умру. Видно, к этому идет дело. Зато умру в бою и свободным человеком».

Умереть от руки Стига не казалось Степану позорным. Он видел, что перед ним – настоящий зверюга – подлый и опасный. Погибнуть в бою с таким – это все же гораздо почетнее, чем в роли галерного раба быть забитым насмерть каким-нибудь заморышем…

В этот момент произошло невероятное: что-то помешало шведу нанести последний решительный удар. Степан уже стоял на одном колене, и ничего не стоило теперь попросту снести ему голову, но Стиг медлил. Оказалось, что это Лаврентий вступил в схватку.

До этого Степан в пылу боя потерял друга из виду и даже не помнил о нем. Теперь же он вдруг увидел его: безоружный Лаврентий подскочил сбоку к Стигу и, обхватив его руку с саблей своими двумя, повис на ней.

Лаврентий сгруппировался и даже подтянул ноги к груди, как бы свернувшись клубком. Все свое внимание, все свои силы он сосредоточил на том, чтобы обездвижить руку врага, державшую саблю. Сам Лаврентий ничего не делал – он просто повис на этой руке, давая Степану возможность встать на ноги.

Если бы у Стига имелся нож или еще какое-то другое оружие, кроме сабли, он решил бы эту проблему очень легко – просто рубанул бы повисшее на нем тело русского пленника и убил бы его. Но ничего, кроме сабли, у Стига не имелось. Он мог только пытаться сбросить с себя Лаврентия, однако драгоценные мгновения уходили для него напрасно…

Вскочивший на ноги Степан бросился вперед, теперь преграды перед ним не было. Целью его было горло шведа – именно туда устремил он острие своего ножа. Еще миг – и он прикончит своего противника.

Но на палубе было уже слишком много крови. Рубленые и колотые раны образовали потеки и маленькие лужицы, в одной из которых нога Степана поскользнулась. Он все же нанес свой удар, но не рассчитал, и нож вспорол кожу на щеке Стига. Рана вышла почти такой же, как получил сотник Василий в своей последней битве у Наровы.

В тот же миг Лаврентий поднатужился и сломал шведу руку. Стиг дико закричал и выронил саблю. Степан, метнувшись вниз, схватил ее. Ощутив в руке тяжесть настоящего полноценного оружия, помор впервые с начала схватки внезапно подумал, что удача может повернуться к ним лицом. Как ни странно, но он до сих пор еще жив, и, судя по крикам и стонам вокруг, по звону оружия, многие его товарищи тоже живы и сражаются.

Неужели мечта о свободе осуществится?

С саблей в руке он повернулся к вопящему от боли Стигу. Со сломанной рукой и огромной раной в щеке, из которой хлестала кровь, швед был уже совершенно не опасен. И все же его следовало убить. Или не следовало?

Один миг размышлял Степан над этим вопросом, но этого времени хватило, чтобы жизнь моряка оказалась спасена. Раздался грохот, и палубу заволокло пороховым дымом. Маленькое окошко в каюте Хагена, выходящее на палубу, было открыто, и из него торчало дуло мушкета. Как выяснилось, капитан проснулся от шума и криков, но не выскочил на палубу, а сообразив, в чем дело, принялся заряжать хранящиеся у него мушкеты. Во время кровавой свалки на палубе все забыли о Хагене, и напрасно – теперь он был во всеоружии.

В кого именно целился капитан, было неизвестно, но один из эстонских рыбаков лежал на палубе мертвым. Выпущенный с близкого расстояния крупный мушкетный заряд попал ему в голову, и ее разнесло в куски. Кровавые ошметки теперь валялись под ногами оцепеневших бойцов.

Такого поворота событий ожидали, но только не сейчас, не в эту минуту, когда казалось, что победа уже одержана. Немыслимая победа. Победа, о которой можно было только грезить, внезапно оказалась почти достижимой. Однако выстрел из капитанской каюты показал, что не все так просто…

Тем более что выстрел был не один. Отсидевшись во время схватки, Хаген успел зарядить несколько мушкетов, и теперь стал хозяином положения. За первым выстрелом почти немедленно последовал второй. Пуля просвистела мимо головы Степана, и сзади него вскрикнул один из стрельцов – заряд угодил ему в грудь.

Получив неожиданную поддержку и ободренные этим, моряки тотчас начали группироваться возле капитанской каюты. Лица их повеселели, на них больше не было видно растерянности. До этого они сражались, не очень-то понимая, что происходит. После веселой свадьбы, с сильного похмелья они были разбужены криками, а когда поспешно выскочили на палубу, там уже были освобожденные пленники. Где капитан? Что происходит?

Испуганными моряками никто не командовал, и поэтому сражались они по-разному. А теперь, с появлением Хагена, да еще вооруженного огнестрельным оружием, все стало куда понятнее.

Правда, решающий момент в самом начале, когда бунт пленников можно было подавить в зародыше, оказался упущен. Вырвавшиеся на свободу люди теперь были вооружены – у многих в руках имелись топоры и кортики, отнятые у раненых и убитых. К тому же по большей части это были стрельцы – профессиональные солдаты, умеющие сражаться куда лучше, чем обычные моряки.

Собравшиеся вокруг капитанской каюты, пришли в себя. Теперь они слегка успокоились, видя, что находятся под защитой мушкетов Хагена, но заодно и увидели, сколько их осталось. Из двадцати семи человек команды вокруг каюты стояло лишь восемнадцать, а девять человек остались лежать на палубе в лужах крови. Не все они были мертвы, но в бой уже не годились.

Что же касается только что освободившихся пленников, то им пришлось рассыпаться по палубе корабля в поисках защиты от выстрелов. Кто-то спрятался за ящиками, нагроможденными прямо посередине палубы, кто-то – за лафетами пушек, кто-то – за толстыми мачтами и мотками канатов.

Степан, укрывшийся возле фальшборта за каким-то бочонком, с чувством отчаяния смотрел на окошко каюты, из которого торчало мушкетное дуло. Хаген медленно поворачивал его из стороны в сторону, ища очередную жертву. Он больше не стрелял, но было очевидно: первый же, кто высунется из своего укрытия, будет убит.

Сложилась ситуация, безвыходная для обеих сторон. Трюм корабля и передняя часть палубы находились в руках восставших и уже частично вооруженных людей. Но корма и капитанская каюта остались в распоряжении хозяев судна. А в том, что каюта Хагена набита огнестрельным оружием, сомневаться не приходилось.

Начинался рассвет. Красный диск солнца выкатился над поверхностью моря, и сразу стало светло. Небо было затянуто легкими облаками, и поэтому солнечный свет казался неярким, делавшим утро наступающего дня белесым и блеклым. Только сейчас Степан заметил, что на палубе зверски холодно: усилился ветер, море было покрыто белыми барашками волн. Сейчас уже кораблем никто не управлял – рулевой сбежал, и колесо управления медленно поворачивалось из стороны в сторону само по себе…