Поморский капитан - Иван Апраксин

Было очень страшно увидеть такое превращение живого человека в застывшее изваяние. Но никто не успел испугаться этому. Степан вдруг неожиданно для себя ощутил ужасную усталость, сковавшую все тело и заставляющую глаза сами собой закрываться.

Может быть, это от нервного напряжения?

Степан чувствовал, как руки и ноги его, все тело отяжелели, будто налились свинцом. Или он заболел?

Последним усилием воли он разлепил смыкающиеся глаза и увидел, что все вокруг уже погрузились в сон. Заснули или потеряли сознание – можно было назвать это и так. Кубрик с застывшим посередине неживым колдуном превратился в заколдованное сонное царство. Четырнадцать человек неподвижно лежали на полу с закрытыми глазами, а один стоял в неловкой позе посредине.

Это не было тревожно: Степан чувствовал, как теплая умиротворяющая волна уносит его далеко от действительности. Далеко-далеко, в дальние страны, за моря-океаны, где нет ни скорби, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная…

Он шел по улице, каких не видал никогда в жизни. Улица эта была длинная-предлинная, уходящая, казалось, в бесконечность. Дома здесь были двухэтажные, построенные из светлого камня, и очень старые. Будто пыль веков осела на каждом из домов. Кроме того, улица эта была очень узкой, чего Степану тоже не доводилось видеть. В его родных краях, да и в городах Руси, которые ему доводилось посетить, улицы бывали всегда широкие, вольготные. А на этой едва ли могли разминуться две повозки.

Он брел по этой улице, устремленной вверх и в даль, чувствуя, что никогда не придет никуда.

Но вскоре это закончилось, и волна яркого света залила все вокруг. Может быть, это рай?

Однако это был не рай. Перед Степаном опять был тот самый остров, который ему приходилось уже видеть один раз. Маленький кусочек земли, а вокруг – бескрайнее синее море.

Теперь Степану удалось разглядеть это место получше. Остров оказался совсем небольшим. Стоя посередине, можно было видеть, как обрываются берега со всех сторон. Земля под ногами была сухая, выжженная солнцем, растрескавшаяся. На Севере такой земли не бывает даже в самые жаркие дни лета.

Кое-где пробивалась сухая трава, а по краям островка росли деревья – не слишком много, и были они чахлыми, с опустившимися ветками и засушенными солнцем листьями. Зато посередине острова высилось дерево – могучее, настоящий великан. Ствол в три обхвата толщиной, а сверху множество толстых и тонких веток, образующих густую гигантскую крону, в тени которой оказывалась почти пятая часть всего острова.

Несмотря на палящее солнце, листья дерева были зелеными, свежими, насыщенными соками земли. Они искрились выступившей влагой, и можно было представить себе благодатную тень, которую давала крона.

А у подножия дерева находился камень – тоже огромный. Верхняя часть его выступала из земли на половину человеческого роста, а о величине части, остававшейся в земле, можно было только догадываться. Светлая глыба камня была полупрозрачной, словно вылепленной из смолы или из меда, а внутри пересекалась прожилками совсем белого цвета. Можно было часами любоваться затейливыми фантастическими рисунками и сплетениями прожилок этого камня.

Догадка о том, что перед ним именно он – таинственный Бел-Горюч камень Алатырь, как и в первый раз, пришла к Степану сама собой. Он глядел на камень и не думал, не размышлял и не оценивал: он просто с самого начала знал о том, что находится перед ним.

Знал он и о дереве, высящемся посредине острова. Он знал о нем всегда, по крайней мере, очень давно. Знал о его существовании с тех самых пор, как в детстве учился читать, и впервые под руководством дьячка по складам прочитал дивные и выжимающие слезу слова про «древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов».

Потом читал об этом чудесном дереве еще не раз, когда под руководством старца Алипия изучал в монастыре Откровение Иоанна Богослова.

И теперь вот оно, прямо перед ним. Древо жизни – светлая мечта каждого человека!

Он не видел еще плодов этого дерева, не знал, какие они и как выглядят, но знал, что они есть и будут вовек.

Сквозь широкую и густую крону пробивались лучи солнца и падали на камень Алатырь. В тех местах, куда падали солнечные лучи, камень искрился мириадами огоньков, блесток, словно бы встречно отдавая солнечному теплу и свету свое сокровенное внутреннее свечение.

На камне же сидела девушка – та самая, которая была в первом сне, но теперь Степану удалось внимательно ее рассмотреть. Одета она была в длинную белую рубашку, по вороту и по краю рукавов расшитую жемчугом, а на голове ее высился кокошник из белого шелка. Низко надвинутое на лоб очелье было разукрашено бисером и таким же жемчугом, как ворот и рукава рубашки, а спадающие на лоб и на шею поднизи различной длины сделаны были из серебряных бусинок…

«Будто боярыня! – промелькнуло в голове у Степана, и тотчас же он в смятении поправил себя: – Да что там боярыня – царица!»

Но чья царица? Где ее царство?

Она улыбалась Степану, а затем поднялась с камня и сделала несколько шагов вперед. Оказавшись от Степана на расстоянии вытянутой руки, девушка улыбнулась еще приветливее и, явно прочитав его мысли, сказала:

– И не царица я вовсе, а царевна.

– Где мы? – разлепляя запекшиеся губы, спросил Степан. – Где царство твое, царевна?

– На море-океане, на острове Буяне, – пропела девушка мелодичным голосом, и слова ее сладостным звоном отозвались в ушах помора. – Вот и ты заглянул ко мне, добрый молодец. Ну, здравствуй, Степан Кольцо! Вот мы и свиделись.

Исходившая от девушки приветливость заворожила Степана. Давно ему уже не было так хорошо, так покойно и мирно на душе, как с этой ласковой красавицей.

– Да как звать тебя? – услышал он собственный вопрос и подивился своей дерзости: разве можно у незнакомой девушки спрашивать имя? Имя ведь – тайна человека…

– Марией меня зовут, – ответила она, нимало не смутившись.

– Здравствуй, царевна Мария, – почтительно сказал Степан и поклонился в пояс.

– Буду ждать тебя, добрый молодец Степан Кольцо, – пропела царевна в ответ и, вдруг вскинув руки и взметнув широкими рукавами, обхватила Степана за шею. Обняв его, замершего и оцепеневшего, она приблизила свое лицо к его лицу и строго произнесла:

– Только заклинаю тебя – храни мне верность. Будешь хранить – будет тебе удача и счастье во всем. А не сохранишь – откажет тебе Бел-Горюч камень Алатырь в своей помощи. Не видать тебе родных краев никогда, и умереть тебе будет суждено в чужой земле.

– Да как же прийти мне к тебе? – спросил Степан, глядя в белизну кожи и на пунцовую яркость губ царевны Марии. – Где твой остров Буян?

– Ищи, – засмеялась она, снова сверкнув белоснежными зубами. – Будешь искать – найдешь. Много морей проплывешь, многие края исходишь по пути. Но если сохранишь мне верность – придешь сюда.