Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин

Хотя единого мнения о предпочтительной форме правления среди сибирских политиков не было, они критично отнеслись к избирательному закону 1907 года, сократившему число депутатов от Северной Азии и ликвидировавшему отдельное представительство для инородцев в Думе. Головачёв и другие областники вновь выдвинули идею Сибирской областной думы или нескольких меньших по размеру дум, обладающих административными и экономическими полномочиями в соответствии с проектом Попова. Пока такой парламент сформирован не был, Сибирская группа прогрессивных депутатов заявляла, что сама представляет различные части Сибири, объединяя депутатов Государственной думы и частных лиц. Лозунг создания сибирского парламента вписывался в леволиберальную модель имперской самоорганизации и не противоречил государственническому национализму. Хотя Головачёв признавал право коренных народов на самосохранение, он подчеркивал, что Сибирь – русская, а не инородческая и, следовательно, не может быть отделена от империи. Самоуправление позволило бы сибирским жителям начать ценить свою гражданственность и помешало бы Цинской империи или Японии аннексировать Северную Азию[239].

Конфликт радикальных ссыльных с сибирскими областниками, последовавший за Первой русской революцией, наглядно продемонстрировал, что для интеллигенции Северной Азии, оставшейся жить в регионе, понимание региональных интересов и приверженность им были весьма важны. Революция 1905–1907 годов, безусловно, привела к возрождению сибирского областничества, и у него нашлось много новых сторонников[240], хотя многие из них и исходили скорее из прагматичных интересов, чем из сибирского патриотизма, который отстаивали Николай Михайлович Ядринцев и Потанин[241]. Подобно Головачёву, большинство сибирских областников не поддерживали ни эсеровский план социализации земли и промышленности, то есть передачи их в общинную собственность с равным доступом[242], ни социальную революцию с диктатурой пролетариата, которую социал-демократы выдвинули в 1903 году как «программу-максимум» и к которой присоединились некоторые другие радикалы[243]. В 1903 году сам Потанин осудил партийную политику с ее узкими интересами. Приписав ее новоприбывшим, он заявлял, что Сибирь объединена общими интересами[244].

В ответ на это социал-демократы обвинили сибирских областников в размывании классовых различий, но областники оказались устойчивы к критике. Более того, некоторые видные представители североазиатской интеллигенции, вступившие в ряды сибирских областников, перешли к ним от социал-демократов. Примером может служить бурят Ринчино, который в 1914 году подверг резкой критике догматичных социал-демократов за отказ считать Сибирь колонией и за неспособность признать, что интересы Сибири отличаются от интересов Европейской России. При этом Ринчино оставался социалистом – он подтвердил свою поддержку делу трудящихся (рабочих и крестьян). Он считал отсутствие в Сибири помещичьего класса и обширные масштабы кооперативного движения предпосылками будущего демократического развития Сибири, чему помогло бы введение системы земского самоуправления. Хотя Ринчино критиковал действия Переселенческого управления, которые он считал разрушительными для интересов коренных жителей и старожилов, он не возражал против «рационального переселения». Ринчино выступал за укрепление экономической автономии Сибири путем коммерческой эксплуатации Северного морского пути и интеграции региона в тихоокеанскую торговлю, но соглашался с Головачёвым, что без России Сибирь будет поглощена Китаем или Японией, тем самым не выходя за рамки парадигмы государственно-оборонческого имперского национализма[245].

В Третьей и Четвертой думах Сибирская парламентская группа продолжала выступать в роли сибирского «предпарламента», объединявшего депутатов, выбранных в Думу, и других представителей североазиатской интеллигенции. Она обсуждала вопросы, связанные с самоуправлением, сибирскими путями сообщения, беспошлинной торговлей и переселенцами. Кроме того, Сибирская парламентская группа вела кампанию за введение в Сибири земств и за лучшее представительство в Думе сибирского населения, в том числе и инородцев[246].

Дальневосточные депутаты не только вступили в эту группу, но и участвовали в ее руководстве. Волков был председателем Сибирской парламентской группы в Третьей и Четвертой думах, а Русанов – ее секретарем в Четвертой думе. В парламентских дискуссиях дальневосточные депутаты использовали антиколониальную риторику сибирских областников. Выступая по поводу нераспространения на Сибирь судебной реформы, Шило заметил, что прогрессивные изменения в империи никогда на нее не распространяются, «как будто сибирское население не признается российскими гражданами»[247]. Волков провел параллель между нераспространением на Сибирь реформ социального страхования и отсутствием внимания к Сибири в прошлом[248]. Критикуя переселенческую политику, недостаточный уровень самоорганизации и желание правительства ввести в Сибири крупное землевладение, Рыслев подчеркивал, что Сибирь по-прежнему «подчинена Европейской России»[249]. Чиликин говорил, что день, когда в Сибири наконец введут земство, станет днем, «когда Европейская Россия, очевидно, перестанет смотреть на Сибирь как на отмороженную окраину, она будет считать ее живой и неотделимой частью»[250].