Убрать слепого - Андрей Воронин

«Наверное, у парня сильнейший комплекс неполноценности», – с сочувствием подумал Глеб. Это, между прочим, натолкнуло его на интересную мысль. «А ведь все мы, – подумал он о себе и своих коллегах, – в чем-то ущербны – каждый по-своему, но очень сильно. Кого-то жизнь изуродовала с самого начала, кто-то, как я, стал неполноценным позднее, но, за редчайшим исключением, все сотрудники спецслужб, которых мне довелось знать, – жертвы комплекса неполноценности» Он понимал, что это чересчур смелое обобщение.

Генерал Потапчук, к примеру, совершенно не вписывался в рамки этой теории, хотя Глеб недостаточно хорошо знал своего шефа – возможно, в прошлом генерала было что-то, о чем тот предпочитал умалчивать. Впрочем, тут начинались уже непроходимые дебри оголтелого фрейдизма, из которых все время высовывался единственный знакомый Глебу термин – «эдилов комплекс». Он представил себе генерала Потапчука, вожделеющего к собственной матери, и тихо хрюкнул в чашку с кофе.

Мысли его, поплутав, вернулись к Малахову. Тот, наверное, уже поднял на ноги охрану и даже, возможно, вызвал подкрепление из числа своих боевиков. Глеба так и тянуло назвать этих ребят штурмовиками, но ему не хотелось раньше времени поминать черта.

У Слепого, конечно же, и в мыслях не было спасать главу национал-патриотического фронта от того, что было ему уготовано анонимными руководителями «вольных стрелков». Задание предусматривало непременное участие Сиверова во всех проводимых «Святым Георгием» операциях, и он не сомневался, что достанет Малахова, даже если двор его особняка будет битком набит оружием и людьми, которые остановят Батю с его стрелками. Анонимный звонок преследовал совсем другую цель: сделать так, чтобы плотность огня, которым встретят незваных гостей, была максимальной. Это давало надежду на то, что кто-нибудь из «вольных стрелков» ненароком разделит судьбу незнакомого Глебу Дятла, выполнив часть возложенной на Слепого миссии. "А хорошо бы, – размечтался Глеб, – чтобы они первым делом шлепнули Батю.

Вот был бы подарок! Тогда я, пожалуй, в погашение долга как-нибудь вытащил бы задницу этого Малахова из могилы. Хотя это, конечно, пустые мечты – не таков майор Сердюк, чтобы дать себя подстрелить каким-то национал-патриотам, которые только вчера узнали, с какой стороны у автомата приклад. Нет, с Батей придется повозиться, и еще неизвестно, кто кого увозит – я его или он меня."

Кое-что в этом задании не нравилось Глебу – например, то, что генерал Потапчук не назвал ему имен чинов ФСБ, из-за кулис руководивших действиями «Святого Георгия». То, что решения принимал не Батя, было очевидно – для планирования операций такого масштаба он был мелковат, да и генерал, помнится, обмолвился, что у истоков создания отряда стояли некоторые руководители отделов ФСБ. "Некоторые? – подумал Глеб. – Или, может быть, все?

Генералу явно не хотелось, чтобы, закончив разбираться с исполнителями, я переключился на организаторов. Кого он пытался сберечь таким образом – своих коллег-генералов, меня или, может быть, себя?

С этим, конечно, придется подождать, но, как только освободятся руки, надо будет присмотреться, куда ведут телефонные линии из бункера…" Докурив сигарету, Глеб посмотрел на свой хронометр: до встречи в условленном месте оставалось два с половиной часа.

Следовало настроиться на рабочий лад – времени осталось совсем мало, особенно если учесть, что до места придется добираться общественным транспортом – серебристый БМВ был сдан в ремонт, обещавший вылететь в копейку. Разум Глеба торопливо шарахнулся в сторону от мысли о том, что послужило причиной этого ремонта, и Слепой принялся с ненужной тщательностью планировать свои дальнейшие действия. Это было бесполезное занятие – в бою обстоятельства изменяются со скоростью узоров в бешено вращающемся калейдоскопе, и каждый узор требует немедленной и, главное, единственно верной реакции, так что спланировать свою стратегию загодя можно только в самых общих чертах.

Через час, так и не придумав ничего толкового, Глеб поднялся из кресла, обесточил помещение и вышел на лестницу, тщательно заперев за собой тяжелую бронированную дверь.

Сидя в тряском жестяном кузове грузового микроавтобуса, освещенном одинокой тусклой лампочкой под потолком, Глеб сквозь прорезь закрывавшей лицо черной маски разглядывал ставшие неузнаваемыми в бронежилетах и одинаковой темно-серой униформе фигуры «вольных стрелков». Из общей массы выделялись только Батя – его шрамы не могла скрыть никакая маска, – да Шалтай-Болтай, на котором стандартный армейский бронежилет смотрелся, как детская распашонка. Старенький «форд» немилосердно мотало из стороны в сторону на скользкой дороге, и приходилось изо всех сил упираться ногами в днище, а спиной – в промороженное железо кузова, чтобы не реять над скамейками, как горьковский буревестник.

Автоматы с навинченными глушителями неприкрыто стояли между колен – город остался позади, и теперь от цели их отделяли считанные километры.

Глядя на уродливые толстые наросты глушителей, Слепой подумал, что в данном случае это явное излишество – тишину соблюсти все равно не удастся, поскольку на депутатской даче их ждут – не дождутся. Если, конечно, Малахов не полный кретин, мысленно уточнил Глеб.

Передние колеса автомобиля тяжело ухнули в выбоину, а через секунду туда же с грохотом обрушились и задние. Протяжно и громко скрежетнул металл, рессоры крякнули, но выдержали, в кабине раздался энергичный возглас сидевшего за рулем Кости, и не удержавшийся на узкой лавке Сапер, грохоча амуницией, обрушился из-под потолка на затоптанный жестяной пол кузова. С трудом поднявшись на ноги, он просунул голову в окошко, прорезанное в отделявшей кабину от кузова перегородке.

– ..! – выразительно сказал он Косте.

– Сам ты… – донеслось в ответ. – Садись за баранку и попробуй проехать по этому танкодрому.

– Сядь, Сапер, – сказал Батя, – не маячь. Держаться надо.

Недовольно ворча, Сапер ввинтился на свое место между Рубероидом и Шалтаем-Болтаем, двигаясь с разболтанной грацией брошенной на произвол судьбы марионетки. Поправив сбившуюся на бок маску, он мрачно привалился к стенке фургона, сразу затерявшись за широкими плечами соседей Рубероид закатал нижний край маски, превратив ее в лыжную шапочку – от этого мало что изменилось, голова Рубероида как была, так и осталась сплошным черным пятном в полумраке кузова, – вставил в пухлые губы сигарету и долго ловил ее кончиком пляшущий огонек зажигалки. Наконец, ему удалось прикурить, и по кузову фургона поплыл густой табачный дым, казавшийся особенно удушливым внутри этой насквозь промерзшей тряской жестянки. Сверчок, покопавшись в кармане комбинезона, извлек оттуда спичечный коробок и, слегка приоткрыв его, принялся вытрясать на подставленное запястье белый порошок. Машину в очередной раз занесло, и часть порошка просыпалась на пол.

– С-с-с… – прошипел Сверчок, покрепче упираясь ногами в пол и возобновляя прерванное занятие.

– Баксов на пятьдесят просыпал, – заметил молчаливый Шалтай-Болтай.