Только ты - Янина Логвин

Очень вежливо и предельно ясно, но я все равно уже не слышала окружающий мир. Я смотрела на это нежное розовое чудо и не могла насмотреться.

– Красивое платье, – согласилась с подругой мачеха. – И, кажется, приглянулось моей Насте. Девушка, – недолго думая обратилась она к продавцу, пока я продолжала витать в облаках, – будьте добры помочь нам с примеркой.

– Но, мама… Они же сказали, что его купили. Они сказали!

– Марина, прекрати.

– Я хочу это платье! Именно это и никакое другое! Ну, пожалуйста! Мы ведь его первыми нашли!

– Я не стану покупать второе платье к празднику только потому, что тебе так хочется. Ты уже не ребенок, должна понимать, что это дорого даже для нас. К тому же мы уже купили туфли.

– Ну и что? Так нечестно!

– Галя, – Вера Александровна с виноватой улыбкой смотрела на подругу. – Может, выберешь для Насти другое платье? Здесь много красивых. Я с удовольствием помогу.

У меня замерло сердце от ожидания ответа, я бы не смогла сказать мачехе и слова против. Но она ответила, и сердце забилось вновь. Лишь только голос ее затвердел, зазвучал по-иному, нотками, которым не хотелось перечить.

– С радостью, если Настя захочет другое. Но кажется мне, что ей нравится именно это.

Уже после, в примерочной, когда Вера Александровна с дочерью ушли, сославшись на срочные дела, девушка-продавец невзначай добавила, помогая застегнуть молнию на талии и поправляя на мне юбку:

– Ваши друзья зря расстроились. Я говорила им в прошлый раз, что это платье на очень стройную девушку. Подружке вашей дочери было бы в нем неудобно…

Галина Юрьевна купила мне не только платье. Но еще туфельки и поясок в цвет серебристой лаванды. Я держала все это в руках и чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете. У меня было платье и было приглашение на мой первый Зимний бал. Если бы на свете существовала настоящая Золушка, она совершенно точно не могла быть счастливее меня!

– Стоп игра! Был удар по руке!

Прозвучал судейский свисток, и я, подпрыгнув, с раздражением отбросил мяч в сторону, так и не бросив его в корзину. Повернувшись к тренеру, оттолкнул Воропаева, вставшего на пути.

– Фол в нападении! Технический фол! Еще один штрафной, Фролов, и я тебя к чертовой матери вышвырну из игры! Дисквалифицирую до конца года! Это что за блокировка соперника? Что за захват мяча? Ты что, «Озверина» выпил? Ты мне, Фролов, свой характер на поле не показывай! Здесь я царь и бог! А ты – командный игрок, ясно?! Не хватало мне тебя еще на завтрашней игре воспитывать!

– Ясно, Марк Степанович.

– Школу хочешь опозорить перед гостями? Зарубить мне чемпионат области? Так я тебе быстро красную галочку в характеристику впишу! Будешь у меня не в баскетбол в университете играть, а у психолога в кабинете крестиком вышивать до посинения! Вон с поля, Фролов! Все по домам! Отдыхать, и чтобы завтра мне выложились по полной! Не то я вам быстро гайки на шеях завинчу!

Я стянул футболку через голову, вышел из спортзала и направился к раздевалке. Игнорируя окрики ребят и удивленные вздохи девчонок, привычно звучащие с балкона, швырнул мокрую вещь прочь. К черту! Сейчас мне хотелось убраться отсюда, иначе я больше не мог сдерживать себя в опасной близости от Воропаева. Что бы ни пришло сегодня в дурью башку некогда лучшего друга, зря он решил играть со мной. Напряженность между нами и так опасно звенела на натянутом нерве, это не могло продолжаться вечно.

Он разговаривал со скелетиной. Разговаривал! В то время, как я предупреждал его держаться от девчонки подальше. Держал за руку. Черт! Ладонь сама собой сжалась в кулак и врезалась в металлическую дверцу шкафчика. Впечаталась в металл еще раз, уже сильнее, окончательно деформируя стальную поверхность и окрашивая ее красным. Натянутая на костяшках кожа треснула, в пальцах вскипела боль, и я шумно выдохнул, закрывая глаза. Обещая себе, что пройдет совсем мало времени и Серый расплатится со мной сполна.

А сейчас пора убираться отсюда, пока я еще могу себя контролировать.

Рыжий ответил на звонок сразу. Удивился, но телефон подруги, что была с ним на вечеринке в Черехино, а до этого уже одарила меня вниманием на его даче, дал. И даже посоветовал не борзеть и помнить, кто кому должен. А еще не быть сволочью и купить девчонке что-то сладкое и сигареты. К черту! Как будто мне было до того.

Подруга жила в общаге, узнала и приняла меня сразу. Я знал, что она официантка и работает в баре, но все равно не слушал ее оправдания, когда она, посмеиваясь и рассказывая, как перебивается с хлеба на воду, выуживала из моих одеревеневших под ее взглядом пальцев денежную купюру: «Вот, возьми на сигареты, а еще купи себе чего-нибудь». Зато сразу перешла к делу, понимая, что мне от нее нужно. Не требуя внимания и нежности, в этой низкой, бесчувственной игре повела сама. После попробовала напоить чаем и накормить, но я развернулся и ушел, почти ненавидя ее за доступность. За то, что с ней все было так легко и просто. В первый раз чувствуя себя мерзко и гадко оттого, что не смог получить желаемого. Как будто незнакомое чувство, глубоко спрятанное внутри, не позволило ощутить себя живым. Как будто предал что-то, чему не мог дать название.

Наш дом в Черехино стоял непривычно темен и тих. Я знал, что скелетина, находясь в доме одна, всегда оставляла зажженными лампы в холле первого и второго этажа в надежде, что тени высоких и новых стен не украдут ее у отца. Трусиха. Сейчас же в окнах было темно. Свет горел лишь на кухне.

– Уже вернулся? – отчим встретил меня приветливо, помешивая деревянной лопаткой ужин, который готовил на плите. Я всегда удивлялся, как легко матери удавалось руководить мужем. А впрочем, кажется, он сам был не против. Кто их знает. Но именно с появлением Бати в наш с матерью дом пришел уют и ощущение полной семьи. Становясь старше, я все больше хотел свободы, но все еще нуждался в этом чувстве домашнего очага. – Поздно ты.

Я бросил сумку у стены, сел на стул и вытянул ноги перед собой. Взяв со стола хлеб, рванул зубами корку. Молча прожевал и только после ответил.

– Да как всегда. Школа, тренировка. Потом потусили с ребятами в городе. Нормально все, Батя. Что готовишь?

– Картошку жарю, тебе как? Сойдет? Нет настроения что-то выдумывать. В холодильнике есть сыр, ветчина. Обойдемся простым сегодня.

– Вполне. Пахнет аппетитно.

Да, отчим умел готовить, а я был голоден, как зверь. И как всегда, когда думал о голоде, вспомнил скелетину. Мне вдруг отчаянно захотелось увидеть ее, даже зная, что она не спустится вниз. Только если мать к ужину позовет.

– Кстати, Батя, где наш директор? Спит? Снова хлебозавод в шеренгу строила?

– Нет. В торговый центр уехала, скоро вернется.

– Одна? – не сказать чтобы я удивился, но это было за рамками правил. Мать не любила одиночества, так же как я. – Что-то на нее не похоже, – заметил лениво, – да и на тебя тоже. Батя, не темни.