Один день мисс Петтигрю - Уинифред Уотсон

Мисс Петтигрю дошла до остановки автобуса. Билет она себе позволить не могла, но еще менее она могла позволить себе опоздать и лишиться последней надежды. Автобус высадил ее примерно в пяти минутах ходьбы от Онслоу Маншенс, и ровно без семи десять она прибыла к месту своего назначения.

Здание, в котором находилась нужная ей квартира, выглядело очень роскошно и очень угрожающе. Мисс Петтигрю остро ощущала, что одета она нищенски, что благородство ее увяло, а храбрость изрядно повыбита неделями общения с биржей труда. На мгновение она остановилась и произнесла про себя: «Господи! Я знаю, что усомнилась в Твоем милосердии, так прости же мне и не оставь меня в этот час». К этой молитве она присовокупила небольшой довесок, впервые за долгое время позволив себе честно признаться в том, что раньше усердно гнала из своей головы: «Это мой последний шанс, и мы с Тобой оба это понимаем».

С этим она поднялась по ступеням и вошла в дверь. Портье проводил ее подозрительным взглядом. Храбрости на то, чтобы вызвать лифт, у нее не хватило, и она пошла по лестнице, оглядываясь на каждой площадке, пока не оказалась перед квартирой с номером пять. Небольшая табличка на двери гласила: «Мисс Лафосс». Мисс Петтигрю вперила взгляд в часики, оставшиеся ей по наследству от матери, дождалась, пока они показали ровно десять, и позвонила.

Никто не ответил. Она позвонила снова. В обычной жизни она, конечно же, не была столь напористой, но страх придал ей дерзости и даже отваги. В течение целых пяти минут она то нажимала, то отпускала кнопку звонка. Внезапно дверь распахнулась. За ней стояла молодая женщина.

Мисс Петтигрю ахнула. Существо, представшее перед ней, было настолько очаровательно, что немедленно навело на мысли о звездах экрана.

Небрежно ниспадающие золотистые кудри окружали лицо ореолом. В глазах, синих, словно колокольчики, все еще стоял недавний сон. Милая краска юности заливала щеки. Одета она была в пеньюар, но поверх набросила пышную накидку, из тех, что в сценах соблазнения падают с плеч самых знаменитых и обворожительных актрис. В вопросах особенностей платья и поведения царственных особ кинематографа мисс Петтигрю разбиралась прекрасно.

В унылой череде дней ее жалкого существования единственным ярким пятном было время разврата, которому она еженедельно предавалась в кино. На два часа она переносилась в зачарованный мир, населенный хрупкими красавицами, мужественными героями, коварными злодеями и благосклонными работодателями, где не существовало ни ужасных родителей, ни их не менее ужасного потомства – никого, кто мог бы требовать, торопить, терзать, отравлять каждую ее минуту. Никогда в жизни мисс Петтигрю не видела, чтобы хотя бы одна женщина спустилась к столу в шелковом белье и атласном пеньюаре с кружевами. В фильмах же так делала каждая. Поэтому когда перед ней во плоти явилось такое милое видение, она почти отказалась верить собственным глазам.

Однако от ее взгляда не ускользнула важная деталь. Лицо девушки, открывшей дверь, представляло собой застывшую маску испуга. Впрочем, при виде мисс Петтигрю она просияла, и черты ее лица немедленно разгладились.

– Я пришла… – робко начала мисс Петтигрю.

– Который час?

– Когда я начала звонить, было в точности десять. Как вы и указали, мисс… Мисс Лафосс? Я здесь уже пять минут. Сейчас пять минут одиннадцатого.

– Боже!

Неожиданная собеседница мисс Петтигрю круто развернулась и исчезла из виду. Войти она ее так и не пригласила, но призрак нищеты, стоящий перед некогда благородной дамой, продолжал подталкивать ее к безрассудным поступкам: мисс Петтигрю зашла и прикрыла за собой дверь.

«Без собеседования не уйду», – решила она.

Она успела заметить полу одежды, скрывшуюся за дверью соседней комнаты, и сразу услышала настойчивый голос:

– Фил! Фил, лежебока! Вставай! Половина одиннадцатого.

«Склонна к преувеличениям, что на детей влияет пагубно», – отметила мисс Петтигрю.

Пауза дала ей возможность осмотреться и оценить обстановку. Роскошные подушки на еще более роскошных креслах и диване. Пушистый, словно бархатный, ковер со странным, бесформенным узором. Невероятные, умопомрачительные занавески на окнах. На стенах – картины, свойства… весьма нескромного, определила для себя мисс Петтигрю. Безделушки всех цветов и размеров на каминной полке, на столе и этажерках. Ни одна из вещей не сочеталась ни с одной другой. И вместе с тем каждая сверкала необычностью, экзотикой, от которой захватывало дух.

«Для порядочной женщины комната вовсе неподобающая, – подумала мисс Петтигрю. – Моя дорогая мать ни в коем случае не одобрила бы. И все же… И все же – да, о, да, несомненно, именно такая, какая только и подошла бы этому воздушному созданию, столь внезапно упорхнувшему».

Она еще раз сурово и неодобрительно оглядела комнату, но неодобрение в ее груди уже теснилось странным чувством, похожим на возбуждение. Именно в таких квартирах и происходили события, случались явления, а их удивительные обитатели, вроде ее мимолетной собеседницы, вели кипучую жизнь, полную опасностей и приключений.

Вспугнутая собственными мыслями, принявшими столь легкомысленный оборот, мисс Петтигрю резко окоротила разыгравшееся воображение и направила его в практическое русло.

«Однако, дети, – размышляла она. – Где в этой невозможной комнате возможно играть или заниматься с детьми? Пятно грязи или чернил на этих подушках – это же святотатство».

Из-за двери соседней комнаты, являвшейся, по всей видимости, спальней, до мисс Петтигрю доносились звуки оживленной перепалки. Уютно-ворчливый баритон какого-то мужчины:

– Ну перестань. Иди сюда.

И высокий, требовательный голос мисс Лафосс:

– Ни в коем случае. Мало ли, что ты все еще сонный. Я-то уже встала, и у меня этим утром много дел. Не думай, что можешь тут спокойно прохрапеть до полудня, мне эту комнату еще убирать сегодня.

Вскоре дверь распахнулась, выпустила мисс Лафосс, и сразу вслед за ней – мужчину в шелковом халате такой ослепительной расцветки, что мисс Петтигрю заморгала.

Она стояла, подавшись слегка назад, сжимая сумочку дрожащими руками и ожидая в любую секунду требования объясниться, что означает ее присутствие в этой квартире. Жаркие волны накатывающего ужаса даже заставили ее вспотеть, хотя и слегка. Собеседования ей никогда не удавались. Внезапно страх охватил ее целиком, страх, что она уже проиграла и стоит одиноко на поле битвы, которая, однако, еще даже и не начиналась. Эти люди… никакие люди никогда больше не будут нуждаться в ее услугах, а тем более оплачивать их. Цепляясь за остатки достоинства, она выпрямилась и покорно приготовилась к тому, что сейчас ей велят удалиться.

Молодой человек скользнул по ней дружелюбным взглядом, никак не показывая, что удивлен.

– Утречко.

– Доброе утро, – сказала мисс Петтигрю.

Силы оставили ее, и она рухнула на ближайший стул.