На качелях между холмами - Михаил Самарский

Первый этаж моего книжного домика назывался «Детские годы Багрова-внука», его построил русский писатель Аксаков. Сережа Багров — его юный герой — начал понимать, что взрослые, окружающие его люди, не всегда и не во всем ведут себя искренне. Ну а чему тут удивляться? Любой нормальный человек, взрослея, начинает соображать, что почем. Но уж слишком уютные отношения с окружающим миром у Сережки. Может быть, я еще не дорос до глубокомысленных выводов или не очень внимательно читал, но мне кажется, что взрослые перегибают палку, когда называют мой первый этаж высочайшим художественным достижением русской литературы. Товарищи учителя! Ради бога, простите меня. Мне еще учиться в школе пять лет, возможно, мое мнение изменится. А пока давайте поверим Мишелю Монтеню. Впрочем, Аксаков тоже сомневался, говоря во вступлении: «Я и сам не знаю, можно ли верить всему тому, что сохранила моя память?»

Второй этаж — дело рук Льва Толстого «Детство». Его Николенька тоже мальчишка неплохой. Но, признаюсь, и на втором этаже мне было скучно. Мне показалось, что детство Николеньки, как и Сереги Багрова, все-таки не «золотая» пора их жизни, а всего лишь слегка позолоченная.

Третий этаж в моем доме был сооружен писателем Гариным-Михайловским и назывался «Детство Темы». Вот здесь, на мой взгляд, строителю удалось заглянуть в душу Темы. Во всяком случае, на этом этаже мне было не так скучно.

Четвертый этаж оказался куда привлекательнее, хотя и на порядок занудистее. Детства там мало, но оно и лучше. Я насытился им на первых трех этажах. Так вот, на дверях следующего этажа висела табличка литературного строителя Набокова «Защита Лужина». Дойдя до последней ступеньки этого пролета, я, конечно, расстроился. Однако разочарования не испытал и ринулся на пятый этаж.

Здесь архитектор Санаев приготовил мне необычный интерьер под названием «Похороните меня за плинтусом». Я бы этот этаж отдал под психиатрическую больницу. Бедный Саша Савельев! С какими дураками пришлось ему жить! Кошмар! Интересно, что бы сказали Аксаков и Толстой после прочтения этой книги?

По шестому этажу я бродил долго-долго. Исходил его вдоль и поперек. Дойдя до последней ступеньки, я вернулся назад, снова прошел весь путь и решил пока на седьмой этаж не соваться. Шестой этаж принадлежал Сэлинджеру и назывался «Над пропастью во ржи».

После того, как я прочитал пятую и шестую книги, мысль о том, что «двух совершенно одинаковых мнений невозможно обнаружить», меня стала поедать поедом. Книги хорошие, удивительные книги, однако и в них что-то меня насторожило. Сначала я думал, что просто еще не дорос до глубинного понимания (такую заумную фразу я не сам придумал, так говорит Оксана Петровна, моя «классная» — учительница литературы) подобных произведений. Перечитал снова. Нет, хоть убей, что-то не то. Неужели я такой тупой? Жутко интересно. Потрясающе. Но…

Сейчас в меня полетят камни, найдутся и те, кто обзовет меня придурком и недоучкой или демагогом-максималистом (такое уже было, и не раз), но я (только не просите никаких объяснений, я все равно не смогу объяснить) почувствовал какую-то нарочитость в словах мальчиков, жителей этих двух, освоенных мною, последних этажей. Меня гложет какая-то мысль о несоответствии чего-то чему-то. Словно при изобилии праздничного стола присутствует неуместный запах заплесневелого хлеба. Я никак не мог сообразить, что же меня тревожит, что не дает покоя. Я разрывался между содержанием книг и их вкусом. Может быть, мое сравнение покажется вам примитивным, но у меня было ощущение, что я ем какой-то пересоленный деликатес или, напротив, — недосоленный, в зависимости от чтения той или иной главы.

И вдруг, проснувшись однажды среди ночи, я понял: эти книги написаны взрослыми людьми. Да, герои их — дети: Саше Савельеву восемь лет, Холдену Колфилду — семнадцать. И вещают герои вроде бы от своего имени, как у Аксакова и Толстого. Но взрослый человек, как бы он ни пытался притвориться ребенком или подростком, непременно рано или поздно выдаст себя, фразой ли, словом ли, описанием ли, но выдаст непременно. Это неизбежно. Это все равно, что реактивный самолет-истребитель притворится «кукурузником» и отправится опрыскивать фермерские поля химикатами. Не поверят крестьяне, что истребитель прилетел с благими намерениями. Я прошу прощения у уважаемых авторов. Еще раз повторю: книги замечательные, интересные, заставляющие думать, оглядываться назад и смотреть вперед. Но эти книги сочиняли взрослые люди. Скажите, вы сами верите всему тому, что сохранила ваша память?

Впрочем, перечитав еще по нескольку раз Санаева и Сэлинджера, я пришел к выводу, что дело вовсе не во взрослости авторов и свойствах их памяти. Там другое время, другие люди, другие мнения, другая жизнь. Хотя, черт его знает, может, это только кажется. Но останавливаться уже поздно. «…надо идти вперед».

А что у меня впереди? Первого сентября топать в седьмой класс. И, хочешь не хочешь, придется, как обычно, писать сочинение на тему «Как я провел лето». Но вы же понимаете, что мое сочинение будет самым коротким и печальным. Примерно таким: «В июне меня сбила машина, и я все лето пролежал в больнице…» Представляю, как все будут меня жалеть, охать, ахать… Тьфу, какая мерзость. Лучше сдохнуть. Так вот, чтобы не терять даром время, я и решил, вместо пошлого сочинения в одно предложение, написать все, что я думаю о себе и тех, с кем мне приходилось, приходится и еще долго-долго придется общаться в будущем. Чувствуете разницу? Учительница говорит: напишите, дети, кто как провел лето. Я встаю, подхожу, может быть, немного прихрамывая, к учителю и — бац! — кладу на стол свою рукопись. Все чин по чину, аккуратненько распечатано на принтере. Читайте на здоровье. Первое предложение: «Я провел лето в размышлениях…» Классно? Вы еще не поменяли первоначального мнения? Ну, а дальше — собственно сами размышления. И кто после этого упрекнет меня в нечестности? Правда, не знаю, как отнесется к такому сочинению Оксана Петровна, хотя она сама учит нас всегда говорить правду. Правды хотите, господа взрослые? Так вот вам — правда.

Если бы вы только знали, как меня огорчает, когда взрослые лезут ко мне со своими навязчивыми советами, тем более с теми, за которыми я не обращался. Я тут прикинул, к неполным тринадцати годам мне надавали столько советов, что я теперь спокойно могу жить хоть триста лет, даже если половину из этих советов забуду. Но больше всего меня бесит, когда ни с того ни с сего вдруг все эти бабушки, дедушки, тети, дяди, даже сестра (ну, мама с папой — это вообще отдельный разговор) начинают жужжать мне в уши: Миша, нужно учиться, учиться нужно хорошо, нужно читать книги, нужно делать зарядку, ну и все такое. Умора. Можно подумать, им всем не нужно делать зарядку. Что дед, что отец, только глаза продерут, сразу за сигарету. Хорошо, у меня в спальне есть свой туалет. Однажды там что-то сломалось, и, пока ждали сантехника, я пошел во взрослую уборную. Хоть бы противогаз там повесили, я чуть не задохнулся от дыма. И бабушка с матерью не лучше. Вместо зарядки спозаранку включают телик и в четыре глаза смотрят эту дурацкую программу — то ли «Доброе утро», то ли «С добрым утром», это не принципиально — все одно муть несусветная.