Погибают всегда лучшие - Владимир Гурвич

Я смотрел на наглые ухмылки этих парней и прикидывал, какими приемами их следует уложить, дабы они надолго бы забыли дорогу к моему магазину. То, что они не представляли для меня серьезной угрозы, в этом я не сомневался. Не то, что они были щуплыми, наоборот, парни были и высокие и хорошо откормленные, как гуси перед новогоднем забоем, но я ясно видел, что они на сто процентов уверены, что никакого сопротивления с моей стороны не последует, и я безропотно приму их условия.

Эта убежденность их расслабляла, делала небоеспособными.

У меня есть одна черта, которая доставляет мне в жизни много неприятностей: я крайне вспыльчив. Эти два наглых подонка вызывали во мне просто ярость. Но я знал, что нельзя ее показать раньше времени, иначе дам им преимущество. Я встал, вышел из-за стола. Они по-прежнему сидели на стульях, широко расставив ноги, уверенные в своем преимуществе, основанном на численном превосходстве; один из них демонстративно харкнул. Его пенистая густая слюна, упавшая на мой недавно вымытый пол, стала для меня подобно извлеченного из гранаты запала; ударом в шею я мгновенно вырубил его. Второй вскочил со своего места, но был моментально отброшен моей ногой к стене. Все было кончено так быстро, что я даже почувствовал разочарование, так как гнев во мне еще не остыл и требовал дальнейшего выброса энергии. По очереди я выволок рэкетиров на улицу и бросил их на землю, на самый грязный заплеванный участок.

На мой взгляд, это было наиболее подходящее место для них. Оба шантажиста были явно в нокауте и потому почти не трепыхались. Рядом стояла машина, за рулем сидел человек. Он внимательно наблюдал за происходящим, его прищуренные глаза встретились с моим взглядом. Я сразу понял, что он тоже член этой банды, может быть, даже глава ее. Я подошел к нему.

– Возьми это гавно, – сказал я, кивнув на валяющихся в грязи его товарищей. – А то от них слишком воняет. А я не переношу отвратительные запахи.

Гордый и довольный собой, я вошел в магазин, не обращая внимания на то, что происходит за моей спиной. Каким же я был идиотом!

Меня снова, как и тогда, распирала ярость. Больше всего на свете мне хотелось найти тех подонков и сделать с ними то же самое, что они сделали с Алексеем. Я почти не сомневался, кто автор этого взрыва. Если его совершили не те, кто наведывался ко мне, то уж точно кто-то из их банды. Как жаль, что я не могу выйти немедленно из больницы, просто руки дрожат от нетерпения, так хочется отыскать убийц. Ну, ничего, пусть они подождут немного, им еще недолго ходить по этой земле.

«Алеша, – шептал я, я не могу тебя воскресить, но я могу за тебя отомстить. И заверяю тебя: я непременно это сделаю. Пусть для этого мне потребуется отдать свою жизнь, но твоя смерть не останется безнаказанной».

Дав себе эту Ганибалову клятву, я почувствовал некоторое успокоение. По крайней мере я теперь знал, что мне предстоит делать после того, как я оклемаюсь. И коли судьба меня пощадила, то теперь мне надо как можно скорее окончательно прийти в себя, сбросить к чертовой матери больничный халат и вновь облачиться в свою привычную одежду. Меня ждут слишком важные дела, чтобы валяться тут.

Незаметно я снова заснул. Мне снился взрыв, чьи-то крики, затем чье-то исковерканное тело. Но это не было тело Алексея. Я внимательно присмотрелся и узнал в этом изуродованном трупе себя. Вернее то, что осталось от меня. Я глядел и не понимал, что происходит. С одной стороны я знал, что я – жив, ибо кто же тогда видит убитого, но с другой – сомнений не было в том, что погибшим был я. Я даже разглядел небольшой шрам возле глаза – след от давней юношеской драки. От этой раздвоенности мне стало совсем не по себе, мне хотелось крикнуть: кто же я на самом деле – мертвый или живой? Но никого по близости не было, я находился один, вернее в компании с самим собой. Только разорванным бомбой на куски. Не в силах больше выносить эту странную ситуацию, я закричал. И этот мой отчаянный крик прогнал родившуюся в моем мозгу страшную картину, а затем я погрузился в непроницаемую темноту.

Я проснулся и сразу почувствовал себя лучше. Глаза смотрели ясно на мир, все картины были четкие и яркие. Окна не были зашторены, я видел, как солнечные лучи пробиваются сквозь густые заросли весенней листвы.

Я попробовал встать и к моей радости эта попытка мне вполне удалась. Только в первый момент тело отреагировало всплеском боли на резкое движение. Но она тут же утихла, и я наконец принял сидячее положение.

Впервые я получил возможность по-настоящему обозреть место, где я нахожусь. И надо сказать, что увиденное изрядно поразило меня. Палата хотя по размерам была не слишком велика, но не по больничному уютная.

Пол был накрыт ковром, у стены на тумбочке стояла видеодвойка фирмы «Сони». У другой стены расположился небольшой, но изящный платяной шкаф, рядом с ним – холодильник, тоже судя по красивым формам не отечественного производства. Кроме двери, ведущий в коридор, я обнаружил еще одну дверь. Я направился к ней, с радостью отмечая, что ступаю достаточно твердо.

За дверью скрывалась ванная, совмещенная с туалетом. Я воспользовался его услугами, затем меня заинтересовало висящее над раковиной большое в красивой оправе зеркало, а в нем – мое отображение. Несколько минут я внимательно, словно знакомясь, разглядывал себя. Оказалось, что вид у меня был вполне сносный, если не считать перебинтованной головы. Кроме того, под глазом была небольшая синева, но это был такой пустяк, на который даже не стоило обращать внимания.

Я вымыл руки, затем вернулся в комнату, сел на кровать. И стал размышлять. Тем более пищи для этого занятия накопилось немало. Прежде всего, меня заинтересовал вопрос: почему я оказался в столь непривычных комфортных условиях? Несмотря на долгое отсутствие, я все же достаточно хорошо знаю свой город и состояние его больниц, в которых люди лежат по пять-десять человек в палате обставленной старой, давно разбитой мебелью. А тут номер-люкс с ванной, телевизором, видеомагнитофоном, телефоном. Его, я кстати, обнаружил только что, он стоял на тумбочке возле моего изголовья. В своей жизни мне приходилось жить в самых разных отелях во многих странах, и я вполне профессионально мог оценить уровень комфортабельности этого номера, тянет самое меньшее на четыре звездочки. Легко себе представить, сколько стоит тут пребывание.

Но у меня нет даже денег, чтобы заплатить за день моего нахождения здесь; все свои капиталы я вложил в магазин. Черт возьми, я должен знать, что все-таки происходит? И как на грех, ко мне никто не приходит. В этот момент, словно услышав мое мысленное пожелание, дверь отворилась, и на пороге показался Липкин.

Увидев меня не как мне предписывалось в лежачем, а в сидящем положении, он изобразил радость на лице.

– Вижу вам лучше. Очень рад. Давайте я осмотрю вас.

– Подождите минуту, доктор, – остановил я его. – Ответьте мне на несколько вопросов.

– Да, пожалуйста, если, конечно, это в моей компетенции.

– Думаю, что в вашей. Во-первых, объясните, где я нахожусь?

– А вы не знаете? – Липкин был не то удивлен моим вопросом, не то смущен. – Мне казалось…