Невозмутимые родители живут дольше - Владимир Каминер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Спасибо тебе, дорогой друг, что ты меня тогда заложил. Если бы не ты, моя жизнь могла бы пойти под откос. Сейчас у меня есть много времени, чтобы спокойно обдумать происшедшее. Еще раз благодарю тебя, и до скорой встречи».
Строптивый ученик спросил:
— А что, если я ограблю банк с единственной целью сделать свадебный подарок своей невесте? Она меня тоже должна потом предать? Кроме того, бывает же, что крадут из этических соображений, например чтобы помогать бедным, как это делал Робин Гуд.
Учительница в холодном поту, и она терпеть не может этого ученика. Еще одна тема на уроках этики — равноправие людей с разным цветом кожи, различных вероисповеданий, а также гомосексуалистов. Строптивый ученик спорит и здесь. Он считает, что большинство оказывается в невыгодном положении. Ведь меньшинство уже имеет все без исключения права наравне с большинством, но требует еще и дополнительных прав, в качестве меньшинства. Ну например: все мужчины в Германии имеют право жениться на женщинах. Они не обязаны, но право имеют. А гомосексуалисты хотят дополнительно иметь право жениться и на мужчинах тоже. Строптивый ученик усматривает в этом несправедливость по отношению к большинству.
— Если равноправие, то большинство должно иметь ровно те же права, что и меньшинство, — утверждает он, и учительница этики любит его еще меньше.
Из тех же соображений строптивый ученик не хочет учить английский. Англичане и так уже давно страдают от того, что весь мир понимает их язык, а кое-кто даже умеет кое-как на нем изъясняться. У других народов помимо английского есть еще и собственные языки, на которых они между собой могут напрямую общаться, причем таким образом, что их не поймет ни один англичанин. У англичан и американцев такой возможности нет. Они вынуждены говорить все на том же английском не только за границей и с иностранцами, но и между собой. Это несправедливо. Поэтому строптивый ученик не хочет учить английский, пусть даже он станет последним человеком на планете, который не понимает, о чем говорят англичане.
Некоторые учителя ввязываются в споры, а некоторые нет. И в том и в другом случае строптивый ученик получает плохие отметки, и один раз уже оставался на второй год. И несмотря на это, он пользуется уважением как среди одноклассников, так и в стане учителей. Они-то знают, что сегодняшние бунтари-строптивцы это завтрашние революционеры.
Моя дочь Николь готовилась к большому празднику: ей исполнялось шестнадцать лет. Она хотела отпраздновать день рождения неформальным образом, то есть без родичей и без подарков. Как взрослый человек, читавший Сартра и Маркса и при любом удобном случае клеймивший капиталистическую систему, она пришла к выводу, что так называемая вечеринка по случаю дня рождения суть не что иное, как уловка капиталистов с целью побудить граждан покупать вещи, которые потом оказываются никому не нужны. Такие вещи реклама преподносит как «подарки». Дочь не хотела танцевать под капиталистическую дудку и отказывалась от подарков. Взамен подарков мы должны были сразу дать денег, чтобы она сама решила, что ей нужно, а что нет. И мы не должны были тянуть с этим до дня рождения, поскольку дата так или иначе имеет лишь символическое значение. Праздник когда-нибудь состоится, а банкрот она уже сейчас.
Вместо дня рождения она хотела собрать вечеринку для своих лучших друзей из Фейсбука. Для этого она, разумеется с нашего согласия, купила бы ящик пива, потому что фейсбучные друзья любят пиво. Нам показалось изрядным свинством, что дочка хочет праздновать без нас, но мы предпочли проявить смирение и понимание и в день рождения дочери уехали за город. В конце концов, шестнадцатилетие бывает раз в жизни. Мы сидели на природе у костра и предавались ностальгическим воспоминаниям о наших вечеринках, когда нам было по шестнадцать. В те времена друзьями еще считались живые люди — из жизни, а не из Сети. Одного ящика пива было бы маловато.
Где-то с полуночи начался настоящий террор в форме телефонных звонков; они раздавались все чаще, пока не вошли в режим десятиминутных интервалов. Звонил младший брат Николь, хотя ему, как выяснилось позднее, заранее давали взятку, чтобы он не ябедничал. Звонила моя мать, живущая двумя этажами выше. Соседи из дома напротив звонили. Все хотели знать, остались ли еще у нас в шкафу целые чашки. Звонившие докладывали, что дверь в квартиру открыта, впуская и выпуская, по разным оценкам, от пятидесяти до ста человек, и все это похоже на бандитский налет, но никак не на мирную вечеринку. Моя мама, в возбуждении от наблюдаемого, чуть не выпала из окна. А наблюдала она, будто в нашей спальне и на нашей кровати лежали люди, в гардеробной постоянно включался и выключался свет, а незнакомые юноши и девушки сидели на подоконниках и курили. Музыка играла так громко, что соседи намеревались вызвать полицию… ну да все они, видать, мелкие обыватели, которым никогда не было по шестнадцать лет.
— Немедленно возвращайтесь, — заклинали нас звонившие, — пока дом не взлетел на воздух!
Мы были, признаться, несколько обеспокоенны, однако остались сидеть у костра. Ведь у человека лишь раз в жизни бывает… далее по тексту. Приезжаем на следующий день домой, квартира чистенькая и проветренная. Николь докладывает, что не все фейсбучные друзья проявили себя как истинные друзья.
Дело в том, что фейсбучные вечеринки подобны арабской революции: приглашаешь своих друзей по Фейсбуку, они приглашают своих, те в свою очередь своих… так что Николь не знала и половины своих гостей. Кто-то из друзей ушел с вечеринки в моих кроссовках, кто-то прихватил наушники Себастьяна и модель самолета «Боинг-747». А еще кто-то испортил входной звонок и украсил почтовый ящик граффити.
Мы ничего не сказали, ведь в конце концов только раз в жизни… ну и так далее. Но я думаю о тебе, о далекий фейсбучный незнакомец, что нынче где-то рассекает в моих кроссовках. Нелегкая жизнь ждет тебя. Земля-то большая, она полнится друзьями, и каждому из них когда-нибудь раз в жизни исполняется шестнадцать.
Всю зиму мы провели под знаком окончания средней школы, дочка готовилась к экзаменам на аттестат зрелости. Поначалу мы премного удивлялись, с какой серьезностью десятиклассники относятся к собственной зрелости. Страданий и огорчений не избежать. Немецкий школьник должен вызреть, как сыр, прежде чем его подадут на стол государству. Он созревает в особых условиях, в обстановке уроков и заданий, в тесном корсете экзаменов, требований и обязательств, пока не станет вонючим, как сыр рокфор. И только тогда его можно выпустить в большой мир.
Первое из экзаменационных заданий поначалу казалось легким. Моя дочь в паре с одноклассницей Мари должна была подготовить доклад и выступить с ним перед экзаменационной комиссией. Тему доклада они придумывали сами, однако она подлежала утверждению учительским советом. Учителя рекомендовали Николь и Мари поискать тему, с которой они сталкивались в повседневной жизни, которая им близка и волнует.
Девушки подумали и решили, что предметом доклада будет чума. Школьное руководство сочло тему несколько брутальной, но согласилось. Мари взяла на себя медицинские аспекты возникновения болезни и борьбы с оной, Николь же занялась вопросами распространения чумы и ее влияния на культуру, литературу и искусство Средних веков. Тема чумы воцарилась в нашей квартире. Ежедневно мы узнавали что-то новое об этой смертельной болезни. Сложность для Николь была в том, что нужно было уложиться в определенное время доклада, а ведь чума только в Европе свирепствовала несколько столетий, Николь же на весь доклад отводилось всего семь минут.