Вальс опоздавших звезд - Павел Бондарь

Вероятность неудачи в предпринимаемых действиях — 1 из 10. Уровень непредсказуемости событий — 8 из 10. Способность к мгновенному изменению реальности — 1 из 10. Степень реальной опасности — 0 из 10.

Это были основные настройки пребывания здесь, а углубляться в сотни дополнительных не было смысла, они менялись довольно часто. Новые можно было установить так же легко, как плагины в браузере.

Мне было достаточно иметь некоторый набор ресурсов, не слишком фантастический, но комфортный для жизни и любых моих начинаний. Дальше я все делал сам, лишь в десяти процентах случаев встречая неудачу — я оставил этот шанс для того, чтобы больше ценить все остальные свои успехи.

Когда-то меня попросили описать, каким я вижу свой идеальный день. Я задумался и уже начал говорить, но в самом начале рассказа, почти сразу после «пробуждения на самой мягкой в мире кровати», понял, что не готов честно описать все именно так, как представлял. Хотя тогда как раз это и нужно было сделать.

Почему? В моих фантазиях не было ничего предосудительного. Глядя на свою настоящую жизнь в Филакио со стороны, я мог заявить, что она довольно скучна по меркам того, что я мог бы себе позволить. Но здесь можно быть собой, и нет нужды ни запирать от кого-то душу, не веря в то, что тебе хотят помочь, ни стремиться к чему-то большему, чем простое и понятное счастье.

Я привстал на одном локте, бросив взгляд за панорамное окно, занимавшее всю стену. Нежный розовый рассвет едва-едва забрезжил над горной грядой, вершины которой были заботливо укрыты белыми шапками снега. Его первый луч, пробившийся в комнату сквозь тюль, не жег огнем, а мягко касался моей левой щеки. Замерев ненадолго, я позволил себе насладиться красотой этого момента и сохранить его в памяти.

Затем я аккуратно склонился над той, что лежала рядом, и поцеловал ее в шею, вырвавшуюся из плена одеяла. Она что-то неразборчиво пробормотала сквозь сон и повела плечом, словно отгоняя назойливую муху. Я тихо рассмеялся, на секунду действительно представив себя мухой, что, возможно, тоже хотела бы спать в теплой постели и видеть сны, но все, что ей остается — завистливо жужжать и возмущенно кружиться вокруг.

Впрочем, мух, как и почти всех остальных насекомых, поблизости не было. Я позволил остаться только бабочкам, пчелам, гусеницам и стрекозам.

Перебирая пальцами длинные волосы, разбросанные по соседней подушке, я лежал, потягивался и думал о том, как проведу этот день, вспоминая тот старый сюжет, так никому и не рассказанный.

Хотя я только делал вид, что мне нужно что-то вспоминать. На самом деле я помнил все, до единой мелочи. Когда поводов оттягивать это удовольствие больше не оставалось, я опустил ноги в тапки и вышел из спальни, прихватив с собой телефон, сигареты и наушники.

Может ли быть завтрак лучше, чем пышный омлет с обжаренными беконом и сосиской, хрустящие тосты и кружка горячего чая? Особенно когда готовишь его под такие бодрые биты. Кухня наполнилась будоражащими ароматами. Чтобы не смешивать их с мерзким сигаретным дымом, я вышел на балкон, оставив готовящийся завтрак в недолгом одиночестве.

Вид с балкона открывался завораживающий. Наш дом стоял на возвышенности, а внизу лежала утопающая в зелени долина, разрезанная надвое стремительным и чистым потоком, который брал начало в горах вдалеке. Я точно знал (хоть пока еще и не бывал в тех местах), что за много километров отсюда этот не слишком-то серьезный ручей превращался в бурную и полноводную реку. В наушниках тянул все более и более высокую ноту какой-то итальянский тенор, а воздух вокруг, несмотря на дымящуюся сигарету, был так свеж, что мне хотелось вдохнуть его весь без остатка.

Когда завтрак был готов, я разложил его по двум тарелкам, каким-то образом уместив их в одной руке, зажав локтем, а во вторую руку взял две кружки. Да, пожалуй, все-таки нужен поднос, если я не хочу однажды вывалить все это на пол, запачкав весь этаж и обварив себе ногу кипятком, когда мне выпадет шанс один из десяти. Но именно эти мысли и это чувство — не страх, нет, скорее острота момента — и позволяли мне знать, что эта жизнь — ничуть не менее настоящая. Всего лишь избавленная от досадных изъянов, превратившихся в забавные нелепости.

Вкрадчивый запах из кухни был предсказуемо лучшим будильником, так что меня уже ждали. Мы уселись посреди хаоса из одеял и подушек и принялись неторопливо набивать животы, то и дело воруя друг у друга еду с тарелок. Какой в этом был смысл, если мы ели одно и то же? Никакого, но это было весело.

Понимала ли она, что существует только в моем мире, и как это было эгоистично с моей стороны? Что бы она ответила, заговори я об этом? Когда-то я хотел так поступить, но потом понял, что продолжаю обманывать себя и где-то глубоко внутри считаю эту жизнь ложной. Осознав это, я перестал воспринимать людей, которые жили внутри моей новой реальности, как искусственных.

Нет никакой разницы, кто из нас создал этот мир, и кто им управляет, если этот создатель желает блага для всех его обитателей. Все 250 миллионов человек, живущие в моем личном локальном Филакио, были счастливы и не испытывали того, что вынуждены испытывать люди там, откуда я пришел.

Я всегда считал рождение детей самой эгоистичной вещью, на которую способны люди. В основном потому, что не понимал, как можно привести в этот проклятый мир еще одного ни в чем не повинного человека, обрекая его на то же бессмысленное существование, подобное жизни птицы в клетке, накрытой не пропускающей ни единого фотона шторой.

Но разве так плохо привести в мир 250 миллионов человек, что проживут счастливую жизнь, полную радости, взаимопонимания и приятных воспоминаний? Их худшим днем станет день, когда проезжающая мимо машина обрызгает их водой из лужи.

Здесь пока нет смерти для них, и люди эти не были рождены «естественным» путем. Можно сказать, что они просто в какой-то момент пробудились такими, какие они есть, словно эльфы у вод Куивиэнена, и точно так же живут свои длинные, почти бесконечные жизни, не слишком-то активно размножаясь.

Да, бесспорно, какое-то время я испытывал смешанные чувства, ведь роль бога никогда не казалась мне посильной. Но я, судя по всему, хорошо учился у собственного предполагаемого создателя, и не принимал деятельного участия в жизни