Смерть как средство от бессонницы - Павел Агалаков

— Откуда такая информация?

«От верблюда», — хотел сказать Ильин, но вовремя спохватился и ответил:

— Я сегодня был в СИЗО и разговаривал с ним. Ко мне привели не человека, а кусок окровавленного мяса. Он вошел в допросную и сказал, что на все согласен, готов подписать любую бумажку, признаться в убийстве кого угодно. Сейчас как вороны слетятся нечистые на руку следователи и повесят на него столько глухарей, сколько во всех зоопарках мира не сыщется.

— Второе?

— Прошу отстранить следователя Советского РУВД Тюрина от расследования и передать все материалы по данному делу мне под личный контроль.

— А это с какой радости? — в голосе Михалева послышались нотки недовольства и раздражения.

— Следователь Тюрин известен всему нижегородскому уголовному розыску своим топорным стилем работы. Ему плевать на выяснение обстоятельств преступления, главное — раскрываемость.

— И что в этом плохого? — недоуменно спросил Иван Митрофанович.

— А то, что для него выбивать показания, — это нормальное явление. За такой вот, извините, стиль работы ему даже прозвище дали — Коновал. И третье: если Лукьянов подпишет чистосердечное, то расследовать дело нам будет ой как сложно, я бы даже сказал, невозможно.

— Что-то вы, Андрей Михайлович, больно раздухарились, — вполне спокойным тоном сказал Михалев. — Такое чувство, что есть зацепка. Выкладывайте.

— Скорее соображение, — переведя дух, проговорил Ильин. — Меня смущают два обстоятельства. Одно — то, что подозреваемого буквально после первого допроса направляют в изолятор и сажают к прессовщикам. С одной стороны, все понятно. Есть мотив, оружие и вполне возможный убийца. С другой стороны, никто не отменял презумпцию невиновности. Из него выбивают чистосердечное признание. Еще одним обстоятельством является тот факт, что ему до сих пор не дали встретиться с адвокатом. Он мне рассказал об этом. Лично у меня складывается подозрение, что его намеренно хотят убрать. Он признается в убийстве, возьмет на себя несколько глухарей и сядет пожизненно либо по какой-то причине умрет в камере.

Иван Митрофанович несколько секунд молчал, обдумывал полученную информацию. Андрей хотел добавить еще пару доводов, но селектор внезапно ожил.

— Хорошо, — сказал Михалев. — Допустим, вы правы, но где гарантии, что он не попытается бежать?

— Я видел этого человека. Он искренне не понимает, за что его задержали. Я беру всю ответственность на себя.

— Ладно, — сдался Иван Митрофанович. — Будь по-вашему. Завтра его заберут из СИЗО и определят в больницу.

— Нет! — заявил Ильин. — Надо забрать его сегодня. Он может не пережить эту ночь.

— Хорошо, — нервозно сказал Михалев. — Сегодня он окажется в больнице под круглосуточной охраной. Завтра с утра дело будет у вас. Вы лично отвечаете за его завершение. У вас все?

— Да, Иван Митрофанович, спасибо.

— Ну, Ильин, смотри. До связи. — Начальник отключился.

Андрей удовлетворенно кивнул, поднял трубку телефона и набрал номер.

— Четыре «А», оперативный отдел, Грибин, слушаю, — прозвучал голос Михаила.

— Миша, это Ильин. Леша на месте?

— Да. Только подошел.

— У тебя все готово?

— Осталось только распечатать.

— Давай заканчивай и все ко мне.

— Понял, — сказал Грибин и отключился.

— Алло, слушаю, — с сильным кавказским акцентом сказал человек, приложив мобильный телефон к уху.

— Сурен Мирзоевич, это я, — взволнованно протараторил его собеседник. — Вы меня слышите?

— Да, — сухо ответил кавказец.

— Вы же сказали, что все будет улажено?

— Что-то не так?

— Сегодня приходил полицейский и допрашивал Вику.

— И что Вика сказала?

— То же, что и другим.

— Правильно. Тогда чего ты боишься?

— Он забрал записи с камер видеонаблюдения.

— Ты до сих пор не уничтожил их?

— Закрутился. Хотел сегодня это сделать, но не успел.

— Ай-ай. Как неосмотрительно с твоей стороны. Но я думаю, дело поправимое. Как того полицейского зовут?

— Лейтенант Алексей Копылов.

— Лейтенант? — с усмешкой протянул кавказец.

— Ага.

— Ну, тогда это не проблема. Пусть полюбуется, потом забудет. Сам не захочет, мы поможем. Что-то еще?

— Да. Без письменного распоряжения Лукьянова я не могу вступить в должность временного исполняющего. У меня руки связаны.

— Ничего. Потерпи немного. Скоро он все подпишет. Наши люди над этим работают.

— Хотелось бы побыстрее.

— Быстро только кошки родятся. Сядешь ты в его кресло, не сомневайся.

— Спасибо, Сурен Мирзоевич. Успокоили.

— Давай. До свидания. — Кавказец нажал отбой.

«Смешно, когда овца попадает в волчью стаю и считает себя ее полноправным членом», — подумал он, усмехнулся и убрал телефон в карман.

— Друзья! — начал Ильин и окинул взглядом всех присутствующих. — Ситуация очень интересная. Я встречался с Лукьяновым, и вот какая штука получается. Он сидит в пресс-хате, его там обрабатывают, а за что — ему неизвестно. Его отметелили так, что на нем живого места нет. Сломали мужика по полной. Он готов написать чистосердечное признание и взять на себя еще одно убийство.

— А кто ведет следствие? — спросил Копылов.

— Тюрин из Советского РУВД.

— Коновал? — Алексей подался вперед и облокотился о стол.

— Он самый.

— Да, — протянул Копылов. — Попал мясной король. Тюрин из него котлету сделает.

— Уже. Ты бы видел его физиономию — фарш. Поэтому я связался с Иваном Митрофановичем, попросил отстранить Тюрина от дела и передать его нам. Сегодня Лукьянова переведут в больницу и приставят круглосуточную охрану.

— Это правильно. — Алексей одобрительно кивнул. — Если он чистуху подпишет, не видать нам его как своих ушей. Меня интересует другой вопрос. Почему Лукьянова так быстро отправили в СИЗО? Ведь кроме следов пороховых газов и отпечатков пальцев на пистолете никаких доказательств нет. Больше того, оперативники, прибывшие на место, устроили там показуху. Они опросили только секретаршу, хотя в здании работают как минимум сто человек.

— Сто семьдесят пять, — уточнил Грибин.

— Ага, вот-вот. — Копылов благодарно кивнул Михаилу. — Все они были на месте. Охрана никого не выпускала и не впускала. Эти олухи даже не удосужились проверить записи с камер слежения, что уж говорить о качестве оперативно-разыскных мероприятий.