Тверской бульвар - Чингиз Абдуллаев

— Она была писателем, а не сыщиком, — вздохнула я, понимая,зачем меня позвали. Каким самомнением нужно обладать, чтобы ввязаться в такую историю.Мальчику шестнадцать лет, у него может быть масса разных интересов и множествознакомых. Это дело милиции — искать пропавшего парня. Чем я могу помочь егородителям? Ничем. Но отказывать Нине я не хотела. Она так в меня верила! Да иее соседку стало жалко. Я, конечно, тут же представила себя на ее месте. Втакой ситуации будешь выискивать любую возможность, хвататься за любуюсоломинку. И конечно же легко поверить, что какая-то «гениальная дама»,работающая в адвокатской конторе самого Розенталя, сможет найти твоего сына.

— Профессор Левчев сказал, что им понадобится помощьопытного адвоката, — продолжила Нина, — а ты у нас уже очень опытная.

— Не знаю, — ответила я, не скромничая. Просто такие случаиадвокаты не очень любят. Ведь приходится представлять не подозреваемого, длякоторого адвокаты ищут тысячу причин, смягчающих его вину, а пострадавшуюсторону, и тогда адвокаты невольно выступают в роли вторых обвинителей,настаивая на более строгом наказании виновных. Но отказаться было нельзя, это выгляделобы не по-человечески, и я не хочу подводить Нину.

— Пойдем, — тяжело согласилась я с доводами сестры. Тольколучше бы я ей тогда сразу отказала. И ничего не узнала бы ни об этом страшномделе, ни тех подробностей, которые мне стали известны. По-моему, это уЭкклезиаста сказано, что «знание умножает скорбь». Вот я чем больше живу, тембольше в этом убеждаюсь. А фамилию того честного и недалекого прокурора явспомнила. Казанник. Кажется, так его звали.

В соседний подъезд мы прошли вдвоем. Нина забыла номер кодаих входной двери и долго неправильно набирала цифры. Потом попросила у менямобильный телефон, позвонила Медее, и выяснилось, что она неверно нажимала двепервые цифры. Их следовало переставить местами. В этом вся Нина — забывает иногдаэлементарные вещи. Мы вошли в подъезд, поднялись лифтом на шестой этаж. Дверьнам открыла миловидная женщина лет двадцати пяти. Я даже удивилась. Неужели этоМедея, так хорошо сохранившаяся в свои сорок шесть лет? Я ее совсем не помнила.

— Проходите, — предложила нам эта молодая женщина, кивнув вглубь квартиры.

— Это Эльвина, она им помогает, — шепнула мне Нина, —кажется, она молдаванка или гагаузка. В общем, из Кишинева. Работает у нихполгода.

Мы вошли в просторную гостиную. Даже если не знать, чтохозяева квартиры искусствоведы, сразу можно было определить, что здесь живутлюди достаточно творческие. На стене висел подлинник Зверева, работы которого яхорошо знаю, и еще две картины неизвестных мне авторов. Комнату украшалаантикварная мебель, по-моему, начала века, стулья с гнутыми ножками. На них неочень удобно сидеть, но выглядят они красиво. В углу стояла большая ваза,расписанная затейливыми узорами. Я видела такую где-то на выставке. Вообще-тостыдно признаться, что я такая дебилка во всем, что касается искусства, хотя навыставки хожу регулярно и современной живописью очень даже интересуюсь.

На диване сидела женщина, которую я сразу вспомнила.Конечно, это была Медея. Вся в черном, на голове — черная повязка, что мнесразу не понравилось — как будто она заранее знает, что все кончится оченьплохо. У Медеи было измученное лицо и мешки под глазами. Могу себе представитьее состояние! Мне вдруг стало очень неловко находиться перед ней. У женщинытакое невероятное горе, а я приперлась, будто могу ей помочь. Некрасиво инеумно. Но отступать было поздно. Единственное, что меня сразу смутило — это собака,которая лежала рядом с хозяйкой. При моем появлении она поднялась и внимательнопосмотрела на меня. Прямо в глаза. Но хозяйка махнула рукой, коротко приказав«лежать», и собака снова легла у ее ног. Эта порода мне знакома. Такиекоричневые собаки с белой грудью и черной мордой, немного похожие на медведейгризли, — это стаффордширский терьер. Несколько лет назад среди продвинутыхмосквичей было очень модно их заводить. Но говорят, это исключительно опаснаяпорода бойцовых собак, которые могут напасть на человека, не реагируя накоманду своих хозяев. Знакомый кинолог, работающий в милиции, рассказал мне,как готовят бойцовых собак. Просто ужас. Сначала их тренируют на кошках, укоторых вырваны когти, чтобы они не царапались. Учат душить кошек. Затем тренируютна поросятах, чтобы приучить к запаху крови и диким крикам. Считается, чтокровь свиньи очень похожа на человеческую, а ее мясо почти эквивалент нашему.Можете себе представить, какой ужас?

Потом собак учат драться с другими собаками. Челюсти у них особенные.Эти собаки не знают пощады и дерутся, пока не убьют своего противника. Зачем винтеллигентной семье держать такую собаку? Этот вопрос я задала себе сразу, кактолько увидела этого терьера.

— Здравствуйте, — произнесла Медея, устало кивнув головой.Она не поднялась, но я понимала ее состояние. Сейчас ей не до политесов. У неенемного вытянутое лицо и красивые темные глаза. Я обратила внимание на еепальцы — длинные аристократические пальцы, будто она музыкант, а неискусствовед.

Мы уселись на эти неудобные стулья с невысокими ножками.Нина меньше меня ростом, и ей эти стулья могут нравиться, а мне — не очень. Имы обе бессознательно отодвинулись от дивана, рядом с которым лежала собака.

— Это моя двоюродная сестра Ксения, о которой я тебе рассказывала,— представляет меня Нина, — вы виделись с ней у нас на даче.

— Я помню, — кивнула Медея, — извините, что так васпринимаю.

— Ничего. Я вас понимаю. Так вы еще не получили никакихизвестий?

— Ничего, — упавшим голосом ответила Медея. — Муж сейчас вмилиции. Они просили его припомнить всех знакомых нашего Кости, забрали егозаписную книжку и жесткий диск из компьютера. Будут проверять все его связи.Как будто Костя заранее мог быть знаком со своими похитителями или бандитами. Вмилиции считают, что нужно проверить все окружение нашего сына. Такая глупость!Сейчас прямо на улицах людей воруют и убивают, а они ничего не могут сделать.Или не хотят. Один следователь, чтобы меня успокоить, даже сказал, что в Россииежегодно пропадают несколько десятков тысяч человек. Будто мне от этого легче.

Эльвина внесла поднос с печеньем, шоколадом и тремячашечками дымящегося кофе. Она была в джинсах и темной блузке. Из-за короткоостриженных волос ее можно было принять за подростка, хотя ей наверняка ужеисполнилось двадцать пять. Или даже тридцать.

— Спасибо, Эльвина, — кивнула ей хозяйка, — и принесите мнелекарство. Оно на тумбочке, в спальне.

— Я знаю, — отозвалась Эльвина и остановилась, выразительноглядя на Медею, словно не решаясь ей что-то сказать.

— Что еще? — чуть повысила голос хозяйка и нахмурилась. Ей,очевидно, не понравилось поведение домработницы.

— Простите, — проговорила та, — но это уже четвертая. Врачговорил — не больше двух-трех в день.