Смертельная жатва - Хизер Грэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось, его пугало способно ожить и заговорить: головой ему служил пластиковый череп, а лицо было устрашающе раскрашено, к тому же в глазницах вращались огромные глаза-лампочки, работавшие от батареек. Пугало в черном сюртуке стояло растопырив руки. Из головы его во все стороны торчала жесткая и острая металлическая проволока, точно нелепый парик. Кое-кто из соседей ненавидел творение Эрика – пуританство в этих краях было неистребимо. Но дети, как и сам Эрик, были в восторге. Хотя, признаться, Ровенне иногда становилось не по себе, когда она подбегала к пугалу. Пустые глаза таращились на нее, в кукурузных листьях тихо шептал ветерок. Сердце щемило от страха и любопытства. Она боялась, что, задержись возле пугала подольше, ей предстанут ужасы прошлого, она почувствует злорадство палачей и трепет жертв. Еще девочкой она наслушалась историй о расправах над ведьмами, когда одни люди с именем Божьим на устах пытали и казнили других, когда от детей требовали оговаривать родителей, когда зло творилось ради добродетели. Впечатлительному ребенку, каким была Ровенна, трудно было не проникнуться кровавым прошлым этой земли.
И все-таки она любила кукурузные поля, особенно осенней порой. А теперь она ехала домой, чтобы воочию увидеть эти поля, и неудивительно, что они привиделись ей в полудреме, между сном и явью, будто она снова носится в кукурузе, как когда-то в детстве. Она слышала собственный смех на бегу, без страха предвкушая встречу с готическим монстром – пугалом Эрика Ролфа, ибо она была уже взрослая и детские страхи не имели над ней власти.
Но она ошибалась. Страх никуда не ушел.
При виде пугала ужас ледяными пальцами сжал ее сердце. Она не хотела приближаться, но ее будто что-то тянуло помимо воли. Подойдя ближе, Ровенна обмерла, поперхнувшись немым криком: пустые глазницы черепа зияли в окружении обрывков черной гниющей плоти. У нее было чувство, что пугало смотрит и видит, вопреки отсутствию глаз. Рот был открыт, будто в предсмертном крике, лохмотья едва прикрывали гниющее тело и блестящие кости в пятнах засохшей крови. И вдруг череп повернулся, будто злой разум до сих пор теплился у него внутри. Ворона, усевшись на плечо пугалу, отхватила со щеки кусок зловонного мяса.
Под градом ярких осенних листьев, принесенных из леса порывом ветра, череп скрипуче расхохотался. Костяные пальцы с обрывками плоти зашевелились и потянулись к ней.
Ровенна Кавано резко села в кровати, задыхаясь и обливаясь потом. Что за кошмар! Она по-настоящему испугалась и была этим неприятно поражена. Наверное, все случилось оттого, что она уснула с мыслями о доме. Впрочем, домой она возвращалась не более чем на несколько дней, планируя провести Хеллоуин в Новом Орлеане.
Она успела соскучиться по дому. В Массачусетсе осенью так красиво! Салем… Один из маленьких во всех смыслах городков. И в этом году ее выбрали королевой урожая, хотя ее и не было в городе. Так что ее ждало приятное событие после предстоящей нервотрепки в программе Джереми Флинна, посвященной сбору средств для детского дома. Ну уж ладно, зато ее участие в этой программе сделает рекламу ее книгам. И поскольку она все равно не могла найти себе места после смерти своего жениха Джонатана, поездка в Новый Орлеан пришлась весьма кстати, хотя ей вовсе не нужен был предлог, чтобы съездить в Новый Орлеан, – она любила этот город. Но сейчас ей хотелось домой, несмотря на все кошмары.
В детстве они любили рассказывать друг другу страшные истории о Сенокосце – мистической фигуре вроде черта, который похищал души людей. Пуритане раньше верили, что черт живет в темных лесах, окружающих их селения, и так и норовит украсть чью-либо душу. Суеверия и страхи тогда были широко распространены, но те времена давно канули в Лету, и уж тем более Ровенна не была суеверна, какие бы трюки ни проделывало ее подсознание. И все-таки она решила не залеживаться и побыстрее встать, чтобы снова не провалиться в кошмарный сон.
Она напомнила себе, что живет в реальном, современном мире, что она должна собраться и пережить еще один день в компании мистера Джереми Флинна.
Ах да, Джереми Флинн. Бывший полицейский водолаз, а ныне детектив в частном агентстве братьев Флинн. Умный, артистичный, очаровательный, шикарный Джереми… И абсолютно равнодушный к ней. Более того, она, похоже, вызывала у него неприязнь. Хотя, возможно, ему просто не нравилось, что она говорит. Но надо отметить, что он никогда не бывал по отношению к ней груб или открыто враждебен. Вероятно, он не смел, потому что его невестка Кендалл Флинн была давней и доброй подругой Ровенны. А сегодня вечером в особняке Флиннов должен был состояться бал в честь Хеллоуина. Кендалл с мужем поселились в этом доме около года назад и с тех пор устраивали там представления любительского театра и разные другие благотворительные мероприятия. Будет много гостей, Джереми из вежливости поздоровается и на целый вечер удалится куда-нибудь в противоположный конец зала. С другими братьями она ладила на удивление хорошо. Это были Эйдан, муж Кендалл, и Зак – младший из Флиннов.
К несчастью, она запала на Джереми с самой первой встречи. Она сама себе удивлялась, поскольку считала, что со смертью Джонатана для нее все кончено. Нет, она вовсе не носила по нему трехлетний траур, как это было принято раньше, просто не верила, что на свете есть другие мужчины, к которым она способна почувствовать влечение. Джереми заставил ее в это поверить. Она часто ловила себя на том, что любуется его ртом, когда он говорит, его сильными руками с длинными пальцами. У него были мозоли на кончиках пальцев, потому что он играл на гитаре. И преотлично – она сама слышала.
Но она была явно не в его вкусе, и ей оставалось лишь тайно от Джереми мечтать о безумных страстных ночах в его объятиях. Она не знала, что и думать: с одной стороны, это было предательство памяти Джонатана, а с другой – простые человеческие чувства. Но как можно было не замечать жар и электричество, исходящие от него? Ах, упади между ними искра, коснись они друг друга – и сам воздух взорвался бы и вспыхнул прекрасным огнем взаимного желания. По крайней мере, ей нравилось так воображать.
Надо было вставать, принимать душ, а она все лежала и мечтала о нем. Это была не только похоть, это было некое сердечное томление. «Я восхищаюсь тобой. Я люблю слушать твой голос. Я люблю видеть страсть в твоих глазах, когда ты рассказываешь о своем деле. Мне бы так хотелось просто поговорить с тобой, не на публику, чтобы ты общался только со мной, чтобы я знала, что у тебя на уме и почему ты такой…»
Но этого никогда не будет. По иронии судьбы она увлеклась человеком, который не испытывал к ней ни малейшего интереса. И точка.
Он ясно давал ей это понять, и Ровенна, конечно, не собиралась как дура делать ему признания. Она будет и дальше держаться отстраненно и вежливо, оставаясь для него не более чем подругой его невестки и братьев, если на то пошло.
С этой мыслью она потянулась, вздохнула и хотела было откинуть одеяло, как вдруг нащупала у себя в постели что-то колючее. Нахмурившись, она расправила складки пододеяльника, чтобы посмотреть, что это, и вскрикнула от страха и недоверия. Это был кукурузный лист. Сухой бурый кукурузный лист, приставший к одеялу.