Счастливая девочка растет - Нина Шнирман

— Вавочка, милая, теперь тебе зимой будет всегда тепло!

— И красиво! — добавляет Элл очка.

Вдруг я вижу — а раньше не видела, не заметила — у самой стенки, то есть у стенного шкафа, задвинутое столом, стоит что-то большое. Я подхожу — ой, ой, ой! — это же большой, очень красивый велосипед, но немножко не похож на Папин.

— Папа! — кричу. — Почему он такой… красивый?

— Верхней перекладины нет, — смеётся Папа. — Это дамский велосипед!

И тут же открывает одну из коробок и говорит:

— Девочки! Вам я привёз по два нарядных платья — для зимы и для лета, немножко белья и по паре нарядных туфель. У Мартышки и Анки зимние платья одинаковые — я думаю, они вам понравятся. И ещё, — тут Папа делает загадочное лицо, — есть маленький сюрприз, но этот сюрприз на троих!

Анночка вдруг спрашивает:

— Папочка! А где он?

— Пошли в ванную! — зовет Папа. Он вынимает откуда-то небольшую коробочку — такие бывают из-под шоколадных конфет, у Мамочки есть, — берёт из кучи большую картонку и смеётся: — Пошли!

В ванной Папа часто занимается фотографией, у него есть для этого несколько деревянных досок, он кладёт их на ванну рядом — получается как стол, и на этот «стол» он кладёт картонку — ух, как темно и здорово, сейчас сюрприз будет! — и велит нам:

— Закройте глаза! — Мы закрываем глаза, что-то шуршит, и Папа говорит: — Открывайте!

Ой, ой!!! Мы обалдели все втроём! На картонке лежит очень много разных фигурок — и все они светятся! Мы наклоняемся и разглядываем их: вот это кошка… вот это ягодка… какой-то человечек… жучок… а это… не может быть… я как закричу:

— Па-ро-ход!!!

— Папочка, что это? — умоляет Анночка.

— Это брошки вам на троих, общие, — будете носить, когда захотите, и вечером, в темноте, они будут светиться.

У Папы такой голос, хоть он немножко и притворяется, что ему всё равно, но я слышу — он ужасно радуется!

— А как же их носить? — удивляется Ёлка.

— Сзади у каждой брошки булавка, — объясняет Папа, — открываешь булавку и прикрепляешь куда хочешь.

— Девочки! — прошу я. — Можно, я немножко сейчас пароход поношу, потом вы?

— Можно, можно! — разрешает Ёлка. — А я поношу этого человечка! — Ёлка берёт человечка в руки, разглядывает и говорит торжественно: — Это матрос!

— Папочка! — просит Анночка. — Прикрепи мне, пожалуйста, вот этого жучка! — И она берёт жучка в руки. — Он очень красивый!

Папа прикрепляет слева на груди на платье Анке жучка, мне — пароход, а Ёлке — матроса. Мы смотрим друг на друга — брошки так ярко светятся в темноте! — и мы кричим «ура!». Хохочем и опять кричим «ура!».

Папа открывает дверь и говорит:

— Идите, пусть Мама и Бабушка посмотрят!

Вбегаем в столовую. Бабушка сидит на кресле, Мамочка рядом с ней на стуле, они обе, глядя на нас, ну… на наши брошки, сначала охают, а потом хлопают в ладоши. Входит Папа, он сдерживает улыбку, но она не сдерживается.

— Жоржик, милый! — Мама смотрит на Папу и улыбается, у неё есть такая улыбка и качание головой — только для Папы. — Ты замечательно придумал!

— Вавочка, а теперь ты сделай нам сюрприз, — просит Бабуся и руки к груди прижимает. — В Палате мер и весов в Ленинграде, где мы жили, где работал ваш дедушка, — объясняет она, — мне все говорили: «Надежда Ивановна! Вавочка у вас просто как статуэтка!»

Мамочка смеётся и говорит:

— Девочки, вот вам ваша коробка — идите в детскую, примеряйте, радуйтесь, и ты, Мамочка, с ними, а я пока тут что-нибудь придумаю и позову.

В детской мы раскладываем на Ёлкиной атаманке всё, что Папа нам привёз. Я никогда не видела столько красивых вещей. Вообще-то я никогда не обращала внимания на вещи, особенно на свои, — мне как-то это было неинтересно, и всё казалось одинаковым. Когда меня спрашивали: а какое на ней было платье? — я не могла ответить, не помнила. Потому что мне неинтересно, во что одет человек, а вот что он говорит, мне интересно! Я могу запомнить любое количество текста с одного раза, любое количество музыкального «текста», любой самый длинный разговор — не хочу, но запоминаю. А вот, во что одет человек, не помню — неинтересно. Кроме Мамочки — я знаю и могу подробно рассказать все её платья, туфли, бусы, шляпы, их немного, но они все очень красивые — я ни у кого таких не видела! А Бабушка говорит: ваша Мама украсит любое платье!

И сейчас я разглядываю все эти прекрасные платья, туфли, шёлковые рубашечки и удивляюсь: как я раньше могла не замечать вещи? А Ёлка как будто подслушала мои мысли и говорит:

— Никогда у нас не было таких красивых вещей! Никогда! Только до войны у меня были шёлковые трусики, но они были одноцветные!

Совсем недавно я случайно услышала, Бабушка сказала Мамочке:

— Вавочка, у Ниночки осталась только одна ночная рубашка! Это невозможно, когда воспаление лёгких, она в одной лежит, а другая сохнет. Я из своей ей рубашку перешью.

— Но у тебя одна ночная рубашка! — говорит Мама.

— Посплю пока в старом сарафане — он уже весь как сито, ходить в нём нельзя!

И совсем недавно у нас было только по одному платью.

Когда я очень удивляюсь, я забываю дышать, и сейчас я не дышу — в самом низу моей стопки лежат шёлковые трусики, они в каких-то чудных цветочках, цветных разводах — я даже представить себе не могла, что трусики могут быть прекрасными! Я начинаю дышать, быстро снимаю свои трусики и надеваю эти, прекрасные! Ёлка смотрит на меня, хмурится, потом тоже быстро снимает свои трусики и надевает подарочные — они у неё тоже прекрасные!

Бабушка хлопает в ладоши, прижимает руки к груди, она смеётся, но, как всегда, непонятно — она плачет или смеётся, хотя она, как и все мы, хохотушка.

— А ты почему не надеваешь? — спрашиваю у Анки.

— Я их поберегу! — объясняет Анночка.

— Для чего их беречь? — Ёлка делает кривую голову и тонкие глаза. — Смешно!

— Вот будет праздник — я их надену! — Она так спокойно и уверенно говорит, как взрослая.

— Мамочка! Девочки! — зовёт Мама из столовой.

Мы вбегаем в столовую. Между обеденным столом и Папиным «письменным» стоит Мамочка — я никогда не видела её такой прекрасной!

На ней большая белая, с волнистыми полями и чёрной лентой блестящая шляпа, она как будто сплетена из белых и немножко чёрных лент, моё любимое платье, на шее белые новые бусы, на руках новые длинные белые шёлковые перчатки с чёрными пуговками, левая рука согнута — на ней висит новая чёрная кожаная (так Бабушка сказала) сумка, на ногах новые замшевые туфли на блестящем каблуке, и весь носок у них как будто обсыпан конфетти! Все хлопают в ладоши, я тоже, но я ничего не могу сказать, хочу, но не могу — потому что я не могу найти слов, правильных слов, для моей любви и восхищения!