Битва при Молодях - Денис Леонидович Коваленко

— Они забыли, что к ним идёт лев, — гордо продолжил Дивей-мурза. Он не только был главным полководцем и правой рукой хана — его сын был женат на дочери Девлет-Гирея. И никого хан так не слушал и не любил, как своего свата.

— Мы поможем им это вспомнить. — Девлет-Гирей швырнул кусок к выходу, где стояли слуги. Один из них ловко поймал мясо и с благоговением прижал его к груди.

В шатёр позвали Тягриберди-мурзу и общим советом решили вот что: Тягриберди-мурза с ногаями переходит Сенькин брод; в это же время Дивей-мурза поднимается вверх по течению и западнее Серпухова переправляется через Оку у деревни Дракино. Сам же Девлет-Гирей с основными силами становится напротив главных сил русских и бьёт по ним из всех пушек, удерживая неверных и не давая их князю помочь своим полкам.

Когда же мурзы переправятся, они окружат русских, вынудят их покинуть укрепления и принять бой в открытом поле.

— И наша конница растопчет этих бешеных собак! — воскликнул Дивей-мурза. — Я лично приведу тебе, хан, русского князя на аркане!

* * *

И наступило утро воскресения, 27 июля.

И было дело большое в этот день правому полку, где воеводами поставили князя Микиту Романовича Одоевского да Федора Шереметева, которые держали переправу у Дракино, а Федор побежал и саадак15 с себя скинул, а бился князь Микита один.

Прорвал Дивей-мурза оборону, переправилось его войско на левый берег, и шло в тыл укреплений князя Воротынского. И Тягриберди-мурза перешел Сенькин брод и шел со своими нагаями навстречу Дивей-мурзе.

Отдав переправы, русские воеводы со своими отрядами бежали в Серпухов под защиту своих пушек.

А Девлет-Гирей «день весь до вечера и два часа нощы» бил изо всех орудий по русским укреплениям, не давая Воротынскому возможности помочь своим воеводам удержать переправы. С пяти утра и до десяти вечера длилась это артиллерийская перестрелка, не причинившая вреда ни татарам, ни русским.

Так закончился второй день войны. Русские полки, отступив без особых потерь, собрались в одном месте, под пушки князя Воротынского. Татары же, хоть и обошли войска неверных, штурмовать укрепления не торопились — слишком крепки они были и непреступны для одной конницы.

В ночь на понедельник 28 июля Девлет-Гирей с главными силами перешел Сенькин брод и к утру был уже на левом берегу.

Хитрый хан, чтобы скрыть свой маневр, оставил весь свой обоз с артиллерией и невеликой охраной, создавая видимость, что он все еще стоит на правом берегу.

Тягриберди-мурза со своими нагаями, получив от хана наказ, не сжигая ничего и не грабя, идти прямо на Москву, перешел через реку Пахру и, рассеяв своих нагаев, перекрыл все дороги ведущие к Серпухову. До Москвы ему оставалось всего 30 километров. Так же, не чиня грабежей, шли к Тягриберди-мурзе — слева и справа — войска Дивей-мурзы и самого хана. Со дня на день татарская армия должна была соединиться.

Охранять Серпухов и берег Оки стало не от кого. Русские войска оказались в глубоком тылу.

* * *

— Михаил Иванович! — князь Шуйский взволновано смотрел на Воротынского. — Неужто таков ваш план, князь, позволить нехристям Москву взять? — взволнован был не один Шуйский, многие воеводы, кто был на военном совете, с вопросом смотрели на своего главнокомандующего.

— Упаси Бог, князь, — устыдил его Воротынский. Поднявшись, он внимательно посмотрел в лицо каждого воеводы, — не далее, как вчера, когда татары переправлялись через Оку, наш передовой полк князей Хованского и Хворостинина вместе с немцами Фаренсбаха, выдвинулись к Молодям и подготовили там наши позиции.

— Неужто крымский царь, вот так развернется от Москвы и пожалует к нам в гости? — усмехнулся один из воевод.

— Обязательно пожалует, — отвечал главнокомандующий, — еще как пожалует. Так царю страшнее, что идем мы за ним в тыл, и он Москвы оберегается, а нас страшится. Один Тягриберди-мурза укрепления Москвы брать не осмелится. А помяните мое слово ни Дивей-мурза ни сам Девлет-Гирей до Тягриберди не дойдут. А пожалуют туда, куда мы им укажем.

Пока татары переправлялись через Оку, пока вынуждали Воротынского выйти из укреплений и принять бой, пока — осознав, что Воротынский из укреплений не выйдет — решали, что делать дальше, и, решив — обошли Серпухов и тремя армиями двинулись к Москве, Воротынский направил к селу Молоди передовой полк.

За ночь русские подготовили позиции, на которых собирались принять бой с татарами. Место выбрали самое походящее: высокий холм; с одной стороны лесистое болото, с другой — река Рожайка — в своем роде коридор — с тыла не обойти; за холмом сама деревня Молоди. На вершине холма поставили гуляй-город16: защищенные толстыми деревянными щитами с бойницами телеги. Такая вот передвижная крепость. Перед крепостью вырыли ров.

Когда все было готово, передовой полк должен был догнать татарский арьергард и, схватив волка за хвост, притащить его прямо к месту — под пищали и пушки охотников. Воротынский, как охотник, знал, что волк непременно повернет свою морду к хвосту, а там и весь развернется, а развернувшись, броситься на собаку его схватившую; он знал это. Так и случилось.

Как только передовой полк бросился в погоню за татарами, Воротынский, со всем войском, из Серпухова перешел в Молоди и… Словом, всё было готово для засады.

Передовой отряд мчал во всю силу — и первые, люто пришпорив коней, сами воеводы, Хованский с Хворостининым, и ротмистр Фаренсбах со своими немцами. Рейтары его — немецкие наемные конники — вооруженные пистолетами, в черных кирасах, в черных железных шапках с черными вороньими перьями, на своих черных лошадях, особо выделялись среди русских конников, своим одеянием больше похожих на татар.

Арьергард Девлет-Гирея, его сторожевой полк, лениво семенил, проезжая погост церкви Воскресения Христова у Молоди, когда услышал приближающийся топот. Татары, что шли в самом хвосте, обернувшись, последнее, что увидели — черных всадников, и вспышки огня… больше десятка татар повалились на землю, сраженные залпом пистолетного огня. Черные кони расступились и разноцветные, в фуфайках и кольчугах, с кривыми саблями, с гиканьем, подобным татарскому, русские конники врубились в поджавший хвост арьергард Девлет-Гирея. И пошла сеча лютая.

Воеводы, Хованский с Хворостининым, в дорогих доспехах, в золотых шлемах с перьями, соколами гнали татарское воронье — прочь от церкви, чтобы не осквернить погост кровью поганою. Направо и налево свистели их вострые сабли, рубя татарские спины и затылки. Кровь брызгами летела в стороны, кони раненые ржали от боли — вот она настоящая потеха!

— Руби их братцы! Руби в капусту! — весело кричали воеводы,