Не доллар, чтобы всем нравиться - Мишель Куок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, – говорю я Лену вслед, а он машет в ответ, не оглядываясь.
Я опускаю глаза и притворяюсь, что заинтересовалась его черновиком, но на самом деле наблюдаю, как Димартайл возвращается на свое место по соседству с постером Джонни Кэша. Обычно он весь нулевой урок проводит в этом углу и говорит так редко, что можно забыть о его существовании. В мгновение ока парень ловко запрыгивает на одну из парт, садится по-турецки, пристраивает на колени ноутбук. Удивительно кошачье движение.
– Ну что?
Возле меня вдруг оказывается Джеймс, и тут я понимаю, что ящик, в котором я искала ручку, до сих пор торчит открытым. Я поскорее толкаю его, чтобы закрыть.
– Привет, – громко говорю я, потому что вижу: он заметил, как я подсматривала за Леном, а комментарии от него мне сейчас совершенно не нужны. Я пытаюсь придумать, чем бы его отвлечь. – Слышал про новое кафе с чаем боба [1]?
– Ну? – Он заинтересованно замирает. Джеймс обожает пенистый чай с шариками из тапиоки.
– Дату открытия назначили через две недели. Я узнала от Алана Родригеса.
Алан из тех представителей старшего поколения, которые бегают марафоны и носят пастельные рубашки поло с шортами цвета хаки. Он президент Торговой палаты Жакаранды. Я с ним познакомилась еще два года назад, когда газета «Местные новости Жакаранды» объявила о банкротстве.
Джеймс радостно восклицает:
– Ну наконец-то!
Недавно кто-то начал ремонтировать небольшой ряд заброшенных павильонов через дорогу от школы, рядом с пресвитерианской церковью, служители которой на своем стенде пишут странные изречения (типа «Иисус хочет устроить тебе кардинальную смену имиджа»). Эти здания пустовали уже несколько месяцев, и первым арендатором стало кафе «Братаны боба». Уже много лет единственным тусовым местом в шаговой доступности от школы была убогая «Молочная королева» в двух кварталах, так что открытие нового заведения определенно будет новостью, по крайней мере в такой небогатый на события месяц.
– Я думаю, об этом надо написать материал, – говорю я.
– Согласен. Добавь на первую полосу. – Джеймс дает мне пять. – Так держать, Цюань, вот как делают новости.
Ободренная его похвалой, я горделиво вышагиваю к своей парте, но как только усаживаюсь прочитать черновик Лена о миз Веласкес, бурление в моей душе принимает новый, состязательный оттенок. Проглядывая статью, я получаю напоминание, что хотя его материалы изобилуют ошибками и шероховатостями, они тем не менее… ну, хорошие, что ли. Меня очень притягивает лаконичная первая строка: «Когда Марии Элене Веласкес было двенадцать лет, она мечтала стать танцовщицей».
Подумать только, эта женщина двадцать пять лет жизни проработала на выдаче обедов в школьной столовой – и как он начинает историю о ней?
– Привет, Элайза. – Аарав Пател, десятиклассник, прогулочным шагом подходит ко мне в своей стремной кожаной куртке. – Как дела?
– Нормально.
Я пролистываю папку, нахожу его черновик, который отредактировала прошлым вечером. Аарав сделал материал о ежегодной распродаже выпечки, устроенной ученическим советом, – эта статья в любом случае была бы занудной, даже в руках более способного журналиста.
– Только нормально? А почему всего лишь нормально? – допытывается Аарав, как будто не понимает, почему слово «нормально» кажется мне адекватным ответом на его вопрос.
Я одаряю его бесстрастным взглядом.
– А у тебя как дела?
– Здорово! – Он улыбается во весь рот. – Я сегодня иду на концерт. Прямо не терпится.
– Это хорошо. Вот, держи.
Я передаю его черновик, как обычно, испещренный красными правками.
– О-о, ты что, серьезно? – обиженно надувается Аарав, забирая у меня листок. – Разве все настолько плохо?
Я пожимаю плечами. Когда дело касается выражения мыслей на письме, мастерство Аарава находится где-то на уровне третьего класса.
– Красный цвет ручки такой агрессивный, Элайза. Может, попробуешь, например, фиолетовый? Ну, знаешь, чтобы не так тыкать людей носом в их недочеты.
Он пытается сгладить эти слова быстрой извиняющейся улыбкой в своей типичной манере: наполовину язвительной, наполовину плаксивой, свойственной красивым мальчикам. Аарав еще не понял, что его шарм не действует на такую непривлекательную девушку, как я.
– Может, просто напишешь более читабельный черновик? – предлагаю я.
Следующая на очереди Оливия Нгуен. Она новичок, и, когда я возвращаю ей отредактированную статью, руки у нее трясутся. Сегодня ее ногти накрашены разными оттенками розового лака. В этом месяце Оливия пишет всего один по-настоящему крупный материал о недавних сокращениях бюджета на работу кружков, что значительно сильнее ударит по небольшим группам, которые посвящены менее популярным увлечениям учащихся.
– Ну хорошо, – говорю я как можно терпеливее, – я вижу, что на этот раз ты опросила больше людей, а не только свою подругу Сару. А вообще… – Я забираю у Оливии черновик и быстро проглядываю его. – Мы ее вырежем, ладно? Помнишь, что мы говорили насчет конфликта интересов?
– Да? – Голос застревает у Оливии в горле.
– Да, так что на этот раз намного лучше. – Я постукиваю по листку ручкой. – Вот только понимаешь, у тебя каждый абзац – цитата. Тексту нужна более четкая структура. Ты ведь автор, так что тебе нужно, по сути, рассказать нам историю.
Оливия торжественно кивает. Такое впечатление, что она меня боится, но я об этом не беспокоюсь: Джеймс говорит, что, когда он с ней беседует, она тоже вся дергается.
Последний черновик написала Натали Вайнберг, еще одна десятиклассница. Я окидываю взглядом помещение, чтобы понять, пришла она или нет, и вижу, что она направляется в угол, где сидит Лен. Это немного странно.
Тот сосредоточенно смотрит в компьютер и не замечает девушку, но Натали говорит что-то, что заставляет Лена поднять взгляд, на секунду он даже улыбается, словно обычный человек, а не штатный затворник «Горна». Натали продолжает говорить, но ее слов я не слышу. И тут Лен смеется, как будто считает ее по-настоящему остроумной. С каких это пор Натали стала остроумной?
Я отвожу взгляд. Сейчас не время размышлять о загадках вселенной.
Джеймс встает на стул у классной доски и машет руками, и этот жест одновременно клоунский и полный достоинства: так мог бы сделать какой-нибудь мировой лидер, сходя с трапа самолета.
– О римляне, горнисты и друзья! – возглашает он. – Меня своим вниманьем удостойте! [2]
Все замолкают. Мистер Пауэлл в дальней части комнаты прочищает горло и чуть наклоняет голову. Джеймс слезает со стула, но невозмутимо продолжает:
– Сегодня ежегодные выборы «Горна»,