Тень скандала - Лиз Карлайл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грейс решительно встала.
— Отлично, — сказала она. — У вас полно дел. А мне нужно вымыться, переодеться и позаботиться о Фенелле с детьми. Право, сэр… простите, не расслышала ваше имя…
— Нейпир, — отозвался он, не вставая, что было непростительным нарушением правил приличия. — Комиссар Ройден Нейпир. А теперь прошу вас сесть, мадемуазель Готье.
Грейс выпрямилась во весь свой рост.
— Я отлучусь на несколько минут, — сказала она со всей галльской надменностью, на которую была способна. — Боюсь, что вынуждена настаивать.
Он на секунду замялся, словно взвешивая что-то в уме, прежде чем ответить:
— Сожалею, мадемуазель. Но я не могу позволить вам удалиться или повидаться с сестрой вашего жениха. Нам нужно опросить всех домочадцев и произвести обыск, чтобы найти улики.
— Улики? — переспросила Грейс. — В доме? Но разве преступник не мог вломиться снаружи? Какой-нибудь грабитель? И потом, кто утешит детей?
На лице комиссара отразилось что-то похожее на жалость.
— Полагаю, сестра их покойной матери, — он заглянул в свою папку, — миссис Лестер, уже направляется в Лондон, чтобы забрать их и отвезти в свое поместье под Ротерхитом. Так что, учитывая все обстоятельства, будет лучше, если вы, мадемуазель, переедете к своей тетке, как и планировали.
— Сегодня вечером?
— Да, мадемуазель. — Он закрыл папку.
Грейс поняла, что этот человек ей не доверяет. Что его не интересует ни ее горе, ни даже то, что она могла заметить. Что она, помоги ей Боже, в сущности, подозреваемая.
Дрожащей рукой она поднесла к губам бокал и допила остатки бренди, пытаясь заглушить страх.
Солнце уже высоко поднялось над Вестминстером, когда Эдриен Форсайт, лорд Рутвен, откинул назад голову, чтобы камердинер мог сбрить черную щетину с его подбородка — в тщетной надежде, что на сей раз рука верного слуги дрогнет и он перережет ему сонную артерию.
Но звон лезвия о край тазика возвестил, что Фрики успешно закончил бритье.
Увы, не сегодня.
Рутвен выпрямился на стуле и взял у слуги влажное полотенце, от которого шел пар.
— Ну что у тебя, Клейтор? — ворчливо обратился он к своему секретарю, стирая с лица остатки мыльной пены. — Что еще могло случиться за последние двенадцать часов, кроме пары разбитых окон, падения Тедди и небольшого затруднения с судебным приставом?
Клейтор стоял в дверях спальни, сжимая в руках шляпу.
— Что еще? — повторил он недоверчивым тоном. — Полагаю, этого достаточно.
— В таком случае можешь идти. — Рутвен отбросил полотенце и поднялся со стула. — Передай Анише, что я постараюсь вернуться к обеду. И загляну к Тедди.
— Хорошо. — Клейтор еще крепче вцепился в поля своей шляпы. — Н-но судебный пристав приходил вчера, сэр. А сегодня… сегодня…
Маркиз скинул халат и потянулся к постели, где камердинер разложил свежую рубашку. Он знал, на что намекает секретарь, и не собирался идти у него на поводу.
— Ты можешь выражаться яснее, Клейтор? — осведомился он наконец.
Глаза секретаря расширились.
— Я сделал все, что было в моих силах, сэр. Позаботился о стекольщике и ранах Тедди. Но что я могу сделать в отношении лорда Лукана?
— Позволить ему гнить, — предложил Рутвен, натягивая рубашку.
— В долговой тюрьме? — изумился Клейтор.
— Каждый молодой человек должен научиться жить по средствам, — отрезал маркиз, поправляя воротник и манжеты. — Я всего лишь предпочитаю, чтобы мой брат сделал это как можно раньше.
— Но, сэр, ваша сестра вне себя! Леди Аниша была в слезах! Вы не представляете себе, как это выглядело, сэр. Вас там не было.
«Вас там не было».
Фраза повисла в воздухе немым укором — тонким, но ясным намеком. Клейтор знал свое место. Рутвен хорошо платил, но был известен своим крутым нравом. К тому же в последнее время его почти никогда не было дома.
— Парень сам влез в долги, Клейтор, — заявил он. — Вот пусть сам и выкарабкивается.
Что было непросто, разумеется. Лорд Лукан Форсайт получал доход с поместья раз в квартал, и до очередного платежа было достаточно времени, чтобы усвоить урок. Но недостаточно, чтобы получить заражение крови от насекомых, подхватить дизентерию или, хуже того, обзавестись знакомыми еще менее приличными, чем те, с которыми он успел подружиться после прибытия в Лондон. Во всяком случае, Рутвен на это надеялся.
Он решительно заправил рубашку в брюки и застегнул пуговицы. Пожалуй, ему следовало тщательнее присматривать за Луканом, хотя сомнительно, что ему удалось бы предотвратить неизбежное. К тому же, как справедливо указал Клейтор, в последние шесть месяцев он практически переселился в свой клуб, захватив с собой камердинера и вызывая к себе всех, кто мог ему понадобиться, в любое время. Рутвен не терпел неудобств, даже в изгнании.
Клейтор признал поражение.
— Тогда до обеда, милорд, — сказал он, отвесив чопорный поклон. — Я передам леди Анише, что вы придете.
Он повернулся, собираясь уйти.
— Клейтор, — окликнул его Рутвен через плечо, взяв из рук камердинера галстук. — Извини, у меня раскалывается голова и неважное настроение. Но ты пойми: ни один молодой человек еще не умер от двух недель, проведенных в предварительном заключении. Смею надеяться, что это пойдет моему брату на пользу.
— Но вы намерены вытащить его оттуда? — поинтересовался Клейтор с горечью. — Или отправите прямиком в долговую тюрьму?
Рутвен резко обернулся.
— Полегче, старина, — обронил он с убийственным спокойствием. — Не путай объяснение с разрешением свободно высказывать твое мнение.
Клейтор опустил глаза.
— Прошу прощения, сэр, — сказал он. — Но я могу предсказать, если позволите, что будет дальше. Еще несколько посещений судебного пристава, и леди Аниша начнет продавать свои драгоценности. Вот чем все кончится.
Как ни досадно, Клейтор мог оказаться прав.
— Моя сестра не является пленницей в моем доме, — спокойно отозвался Рутвен. — Драгоценности принадлежат ей, и она может распоряжаться ими как пожелает. Я могу только надеяться и молиться, что она будет воспитывать Тома и Тедди более строго, чем наша мачеха воспитывала Лукана.
— Но, милорд, мне трудно об этом судить…
— Еще бы… — перебил его Рутвен. — Ведь тебя там не было.
Но, обернув слова Клейтора против него самого, Рутвен знал, что его там тоже не было. Он делал дипломатическую карьеру и мотался по Индостану, рискуя жизнью и здоровьем на службе ее величества и Вест-Индской кампании. К тому же, как и сейчас, он избегал своей семьи, старался как можно меньше общаться с родными.