Преступившие - Андрей Валентинов

Роман «Преступившие», являясь вполне самостоятельным произведением, входит как составная часть в эпопею «Око силы», посвященную судьбам людей, живших в стране, погибшей первый раз в октябре 1917-го и вторично – в августе 1991-го. Вместе с тем, «Око Силы» – произведение не историческое и тем более не политическое. Это, скорее, фантастическая реконструкция событий, которые, стань они известны людям, показались бы еще более невероятными. Автор считает необходимым предупредить, что все факты, а также персонажи, включая тех, кто носит узнаваемые фамилии, являются полностью вымышленными. Столь же вымышлена топография города, названного в романе Столицей, равно как и других мест, упомянутых в тексте, а также история дхарского народа, имеющая, однако, много общего с судьбами других народов нашей бывшей страны.

Двенадцатая ночь месяца августа года Белой Козы (от Рождества Христова 1991-го) подходила к середине. Она была жаркой и душной; и Столица, сжатая железными клиньями танковых дивизий, вплотную обступивших город и уже рассекших его в нескольких местах казалось, так и не перевела дух. Вторые сутки люди стояли против людей, броня – против брони, и непреклонная воля – против другой, столь же непреклонной.

Но эта ночь должна была стать последней. Воля, двигавшая танки к центру города, готовилась нанести завершающий удар по все еще не сдавшемуся врагу. Противостояние подходило к финалу, и где-то в тиши и уюте огромного белого здания на Калининском люди в зеленых мундирах с золотыми погонами уже вынесли приговор. Он не подлежал обжалованию: противник, занимавший другое гигантское здание на противоположном конце этого же проспекта, такое же белое и еще более высокое, был обложен со всех сторон. Этот противник окружил себя тысячами верных, но безоружных защитников, а люди в зеленых мундирах знали: танки легко преодолеют такие заслоны. Это проверялось неоднократно, и результат был всегда одинаков.

Но у белого здания в конце проспекта, получившего в эти дни дерзкое имя «Белый Дом», стояли и другие защитники. Их было мало – всего несколько десятков, но они знали, как жечь железные машины. Тот, кто руководил обороной, был готов, встретив врага у бетонных баррикад, не пустить танки к Белому Дому, где за темными окнами собрались соратники Президента. Люди в зеленом понимали это и готовили своим противникам сюрприз.

Невдалеке от Столицы, надежно защищенные радарами и ракетными установками, грели моторы десятки боевых вертолетов. Стальная саранча не боялась врага. Еще час – и ночь загудит винтами не знавших поражения машин, тьма над Белым Домом осветится недолгим, но ярким огнем, и танкам останется только не спеша перемолоть траками кашу человеческих тел. Приговор был подписан, и люди в зеленых мундирах нетерпеливо посматривали на часы. Впрочем, можно не торопиться: до рассвета – победного рассвета – времени было достаточно.

Но вот внезапно в тиши одного из кабинетов нервно звякнул телефон, и чей-то далекий голос сообщил тому, кто уже подписал приговор Президенту и всем, кто вторые сутки прикрывал собою бетонные плиты Белого Дома, нечто такое, отчего разом зазвонили десятки других телефонов в огромном здании, тихий шепот сменился криком, а уверенность в победе – растерянностью и страхом. Случилось нечто, чего не могли предусмотреть люди в зеленом, несмотря на опыт, на мощь электроники и на свое кажущееся всезнание. С северо-востока, от серых, покрытых вечным лесом вершин Урала, на Столицу двинулся новый нежданный противник, справиться с которым не могли даже стальные осы с полным боекомплектом самонаводящихся ракет.

На Столицу шел грозовой фронт. Он появился словно ниоткуда, его не заметили всезнающие военные метеорологи, раскинувшие сеть станций от моря Лаптевых до опаленной солнцем Кушки. Его проглядели даже спутники, хотя спутники ничего не могли упустить. Грозовой фронт возник внезапно, двинувшись на Столицу с чудовищной, невероятной даже для грозы скоростью. Казалось, некая сила, превосходящая все другие в сотни раз, решила вмешаться в ход катившегося к финалу действа.

Тучи надвигались, накрывая собой небольшие поселки у окружной дороги, затягивая небо над уже готовыми взлететь вертолетами, и неслышно наваливаясь на Столицу. На миг духота стала непереносимой, но вот ударили первые капли нежданного дождя, посвежело, и Столица впервые за эти дни свободно вздохнула.

Приговор не был приведен в исполнение. Белый Дом стоял по-прежнему, почти безоружный против окружавших его стальных колонн, а люди в зеленых мундирах лихорадочно искали другое решение, надеясь еще переиграть то, что так и не состоялось, что было нарушено и сломлено кем-то, еще более могущественным, чем вся военная мощь, окружившая замершую в ожидании Столицу.

Келюс сгорбился на неудобном металлическом стуле, тщетно пытаясь заснуть, – стул явно не был предназначен для ночного отдыха. Впрочем выбирать не приходилось: в комнате, где он и еще десяток молодых людей в штатском расположились на ночь, на всех не хватало даже стульев. Спать хотелось невероятно, но Келюс все-таки с куда большим удовольствием спустился бы вниз, где глухо гудела гигантская толпа, окружавшая Белый Дом. Однако покидать комнату ни он, ни другие офицеры запаса не имели права.

Первый день в Белом Доме прошел почти незаметно. Все было внове и как-то нестрашно, скорее напоминая очередной митинг из тех, что немало перевидала Столица за последние годы. Только трибуной теперь служила броня бронетранспортера – все прочее оставалось прежним. Ораторы, как обычно, сменяли друг друга, наконец появился Президент, бросивший в толпу несколько коротких жестких фраз. Келюс аплодировал вместе со всеми, привычно посмеиваясь над президентским аканьем и подсчитывая знаменитые «чта-а-а», разносившиеся над площадью. Однако с наступлением темноты настроение изменилось. У бетонных стен постепенно осталось не более трех сотен добровольцев, не было ни оружия, ни теплой одежды, а в ближайших переулках уже гудели танковые моторы. Вскоре Келюс понял: те, кто ушел, имели свои резоны.

Келюс остался. Не только потому, что пересиживать ночь в теплой квартире у настроенного на волну «Свободы» радиоприемника было попросту стыдно. Его не держало то, отчего не вышли на площадь другие: родители, семья, работа. В свои двадцать семь Келюс был волен выбирать свою дорогу сам.

Впрочем, его ждал дед. Но старик, его полный тезка – Николай Андреевич Лунин – в эти дни стоял по другую сторону бастионов, с теми, кто окружил танками Белый Дом и поднимал в воздух вертолеты, готовясь размазать Келюса и его товарищей по бетонным плитам набережной. Дед был так же свободен и сам сделал свой выбор.

Лунин-старший оставался последним и единственным из всех известных Келюсу родственников. Они жили вдвоем после того, как десять лет назад родители Николая погибли в рухнувшем над Гималаями самолете по пути в Дели, где отец работал советником посольства. Дед почти не менялся, хотя возраст его приближался к девяти десяткам, и Келюсу порой становилось не по себе при мысли, что он живет под одной крышей с современником русско-японской войны и большевиком еще доперекопского периода.