Ивы растут у воды - Романо Луперини

Нет, голос Шахрияра и голос Шехеразады не звучали в унисон, не вступали в диалектический контрапункт, преодолевающий и оправдывающий их. Голос приглашения и бегства запутывался в своих мягких завихрениях, не находя выхода. И всегда одинаково звучал голос силы и власти. Снова на память приходят музыкальные темы Римского-Корсакова, слова из «Тысячи и одной ночи». По кругу вьется история, которую семь раз возобновляет Шехеразада. Семь путешествий и семь возвращений Синдбада-Морехода. Прощание с домом и семьей, опасности, подмены, приключения, чудовища — и усилия, чтобы каждый раз снова вернуться в Багдад, в богатое жилище, к благородным господам, благовониям, музыке, струям фонтана и красивейшим наложницам. Как походит его судьба на судьбу утонувшего моряка — Флебаса-финикийца, забывшего крик чаек, морскую пучину, прибыль и убытки. Всплывая на поверхность и снова погружаясь в волны, он вспоминал свое прошлое — от зрелости до юности! Обратное время. Необходимость разлуки, разрыва, обманчивая надежда на возвращение после каждого кораблекрушения в то же самое место: «пока не найдет то, что разрушает наслаждения, разлучает друзей, обращает в руины дворцы и населяет могилы — чашу смерти».

Он проехал на метро через весь город, не заметив, как оказался в Мэзон де Сюэд. Девушка уже заканчивала готовить обед. Она порхала по дому, радуясь его раннему возвращению, настаивала, чтобы он рассказал, что делал, спрашивала, какой сыр он предпочитает, и как они проведут вторую половину дня. Нет, так не пойдет. Вдруг в памяти всплывает красная телефонная кабина в глубине аллеи парка. Он снова выходит, бегом. На другом конце провода звучит голос жены, удивленно, но радостно. «Как ты поживаешь?» — спрашивает он ее. «Мы только что вернулись с моря», — отвечает она о себе и о дочери, как будто все в порядке, как будто бы он не бросал ее и находится там, совсем рядом.

Теперь он знает: все, чтобы он ни сделал — уезжал от нее, звонил ей, бросал ее и возвращался просить у нее прощения, — все будет напрасно, и так до самой смерти. Однако, как ни смешно, это его успокоило. Важно одно: она не заплакала, не стала жаловаться, ее голос был счастливым.

Возвращаясь в Мэзон де Сюэд, он почувствовал себя почти довольным. Он подумал о спутанных волосах девушки, о ее лице, склонившемся над плитой. Вернувшись, он сразу же погладил ее по голове и сказал: «Завтра возвращаемся в Италию».

Автомобиль снят сзади, таким образом, что в кадре оказалось содержимое открытого багажника. В нем — бесформенное скрюченное тело, с неестественно вывернутыми суставами, круглыми плечами, подтянутыми к груди коленями, на первом плане светлые подошвы ботинок. Голова приподнята. Повернутое направо дряблое лицо запрокинуто вверх, как от толчка, так что видны темная прорезь рта и отверстия ноздрей. Под острым блестящим подбородком складками обвисла несвежая кожа, светлые неровные пятна плоти выступают из воротника, белея на темном фоне двубортного пиджака[3].

Перед фотографией, на улицах, вокруг киосков, людей немного больше обычного. Он сложил газету, как и другие, и заторопился к станции.

Поезд пришел с опозданием. В вагоне пахло уборной; всюду валялись бумаги, апельсиновые корки, пустые пачки от сигарет, люди сидели, небрежно развалясь, выставив в проход голые ноги.

Наконец, купе поприличнее. Ребенок, мужчина, женщина, свободное место. Он сел, полистал газеты, еще раз перечитал хронику о том, как был обнаружен труп, просмотрел основные статьи. Отвлекся, его охватила тревога. Он отыскал в записной книжке адрес психоаналитика и адрес места, где должно было проходить собрание партии. Успокоился. Мелькнула ироничная мысль, насколько различны и противоположны два этих лекарства — психоанализ и политика.

Женщина была с ребенком. Мужчина с отсутствующим видом смотрел в окно. Похоже, он не имел никакого отношения к этим двоим. Женщина, сидя в углу, внимательно изучала документы, лишь изредка обращаясь к ребенку, скорее всего, ее сыну. Однако время от времени она поднимала глаза и украдкой настойчиво разглядывала его. С чего вдруг? На миг мелькнула мысль о любовном приключении. Ей было около тридцати, элегантная, серьезная, она сидела нога на ногу. Хорошо, а ребенок?

Когда он встал, чтобы пойти в туалетную комнату, то поймал в ней какое-то движение то ли страха, то ли подозрения. В проходе он обернулся и увидел, что она, выглянув из двери купе, ищет его глазами. Он снова отвлекся. Его поразило собственное отражение в зеркале туалетной комнаты: лоб, линия волос были, как у отца. Он резко отвел взгляд и посмотрел в другую сторону.

В купе снова несколько раз поймал на себе напряженный взгляд женщины. Когда поезд замедлил ход, минуя длинные желтые казармы пригородов Рима, он начал складывать газеты и засовывать их в сумку, готовясь к выходу. В дверях купе его остановил обращенный к нему голос женщины: «Простите». Он обернулся. Она дала ему знак молчать, показывая, что он должен сесть на свое место. «Зачем?» — спросил он, опускаясь на место. И тут только заметил, что оставшийся сидеть мужчина направил на него из-за газеты пистолет. «Полиция, — ответила она. — Покажите Ваши документы». Он отдал документы. Пассажиры выходили из вагона, не обращая на все это никакого внимания. Ребенок смотрел серьезно, но без удивления. «Вы едете из Генуи?» — спросила она. «Нет, из Пизы». «Вы были недавно в Генуе?» — снова спросила она. «Нет». «Кажется, я видела его в Генуе неделю назад», — настаивала она. «Нет, я уже две недели, как не выезжал из Пизы».

Между тем мужчина изучал документы. Он покачал головой. Черкнул что-то в записной книжке, должно быть, анкетные данные и номер документа. «Если будет надо, мы вызовем Вас», — единственное, что он сказал и дал понять, что задержанный может идти.

Все остальные пассажиры уже давно вышли. Прежде чем войти в здание вокзала, ему пришлось остановиться у телефонной будки. Он позвонил в штаб-квартиру партии рассказать, что произошло, спросил, надо ли было возмутиться: как можно останавливать партийного руководителя, угрожать ему пистолетом?.. Ему ответили, что женщина, наверное, была из генуэзской полиции, что террористы из «Красных бригад»[4]убили ее мужа, тоже полицейского. В газетах писали, что она сама ведет расследование, чтобы поймать убийц. «Ты, — сказали, — похож на кого-то. Или, может быть, твое лицо запомнилось по манифестациям, по фотографиям судебного процесса, к которому ты привлекался в 1968 году». Как бы то ни было, лучше не предпринимать никаких действий: не надо давать повод думать, что партия может иметь что-то общее с террористами.