Башня Ласточки - Анджей Сапковский

И тем не менее был вполне реальным. И вполне реально попал вловушку, запутавшись вожжами и уздечкой в кроваво-черные ветки свидины. КогдаВысогота подошел ближе, конь прижал уши, ударил ногой так, что почва задрожала,дернул красивой головой, повернулся. Теперь стало видно, что это кобыла. Икое-что еще. Нечто такое, от чего сердце старого Высоготы забилось, словноошалевшее, а невидимые клещи стиснули горло.

За лошадью в неглубокой яме от вывороченного дерева лежалтруп.

Высогота сбросил на землю мешок. И устыдился первой мысли:развернуться и бежать. Он подошел ближе, сохраняя осторожность, потому чтовороная кобыла переступала на месте, прижимала уши, скалила зубы в мундштуке и,казалось, только и ждала случая укусить его или лягнуть.

Труп был трупом паренька чуть старше десяти—двенадцати лет.Он лежал ничком, одна рука прижата телом, другая впилась в землю пальцами иоткинута в сторону. На парнишке была замшевая курточка, плотно облегающиекожаные штаны и эльфьи мягкие сапожки на застежках.

Высогота наклонился, и тут труп громко застонал. Воронаякобыла протяжно заржала, хватанула копытами по земле.

Отшельник опустился на колени, осторожно повернул раненого.Невольно отдернул голову и свистнул. Чудовищная маска из грязи и запекшейсякрови заменяла пареньку лицо. Он осторожно собрал мох, листья и песок спокрытого слизью и слюной рта, попытался оторвать от щеки сбившиеся в твердыйколтун, слепленные кровью волосы. Раненый застонал, напрягся, и его стала бить дрожь.Высогота наконец отлепил ему волосы от лица.

– Девочка, – сказал он громко, не в силах поверитьв увиденное. – Это девочка.

Если б в ту ночь кто-нибудь сумел тихо и незаметноподобраться к затерянной среди трясин хате с провалившейся и обросшей мхомстрехой, если б он заглянул сквозь щели в ставнях, то увидел бы в слабоосвещенном сальными свечами помещении молоденькую девочку с плотно обмотаннойтряпицами головой, лежащую в мертвой, почти трупной неподвижности на застланныхшкурками нарах. Увидел бы он и старца с седой бородой клинышком и солидной,начинающейся от высокого, изборожденного морщинами лба лысиной, обрамленнойдлинными белыми волосами, падающими на плечи. Он заметил бы, как старецзажигает еще одну свечу, как ставит на стол песочные часы, как точит перо, какнаклоняется над листом пергамента. Как задумывается и бормочет что-то себе поднос, не спуская глаз с лежащей на нарах девочки.

Но такое было невозможно. Никто этого увидеть не мог.Домишко отшельника Высоготы был ловко упрятан на вечно покрытом мглой безлюдье,среди трясин, на которые никто не решился бы забрести.

– Запишем, – Высогота обмакнул перо вчернила, – нижеследующее: «Прошло три часа после процедуры. Диагноз: vulnusincisivum,рубленая рана, нанесенная с большой силой неизвестным острым предметомпредположительно с искривленным острием. Рана охватывает левую часть лица,начинается ниже глазной впадины, пересекает щеку и доходит доприушно-челюстного участка. Наиболее глубокая, почти касающаяся надкостницычасть раны оказалась несколько ниже глазной впадины, на скуловой кости.Предполагаемое время, прошедшее с момента ранения до первой перевязки, –десять часов».

Перо заскрипело по пергаменту, но скрип этот продолжалсялишь несколько секунд. И несколько строчек. Не все, что Высогота говорил себе,он считал нужным заносить на пергамент.

– Возвращаясь к перевязке раны, – продолжал спустянемного старик, уставившись на мигающий и коптящий огонек свечи, – запишемнижеследующее: «Я не срезал рваные края раны, а ограничился лишь тем, что убралнесколько не получающих крови лоскутков и, разумеется, запекшуюся кровь. Промылрану вытяжкой из коры вербы, удалил загрязнения и посторонние тела. Наложилшвы. Конопляные. Другим родом нитей, сие следует отметить особо, я нерасполагал. Использовал компресс из горной арники и наложил муслиновуюповязку».

На середину избы выбежала мышь. Высогота кинул ей кусочекхлеба. Девочка на нарах вела себя неспокойно, стонала сквозь сон.

– Восьмой час после операции. Состояние больной безизменений. Состояние лекаря – стало быть, мое – улучшилось, поскольку я малостьвздремнул… Можно продолжать записи. Ибо следует перенести на сии листынекоторые сведения о моей пациентке. Для потомков. Ежели какие-либо потомкидоберутся до здешних трясин прежде, чем все тут пожухнет и превратится в пыль.

Высогота тяжко вздохнул, обмакнул перо и вытер его о краешекчернильницы.

– Что же касается пациентки, – забормоталон, – то да будет записано нижеследующее. Лет ей, похоже, околошестнадцати, высокая, строения на вид худощавого, но отнюдь не тощего, невызванного долговременным голоданием. Упитанность и физическое строение типичныскорее для юной эльфки, однако никаких признаков того, что она метиска доквартеронки включительно, не отмечено… Как известно, низкий процент эльфьейкрови может следов не оставить.

Высогота как бы только теперь вспомнил, что не нанес налисток ни одной руны, ни единого слова… Он поднес перо к пергаменту, но чернилауже высохли. Старика это нисколько не огорчило.

– Так и запишем, – продолжал он, – чтодевушка никогда не рожала, а также что на теле ее не обнаружены никакиезастарелые знаки, шрамы, рубцы, следы, которые оставляют тяжелый труд,несчастные случаи, бурная жизнь. Подчеркиваю: речь идет о застарелых следах.Свежие следы на ее теле наличествуют в достатке. Девочку избивали. Хлестали,причем не отцовской рукой. Ногами, вероятно, пинали тоже.

Я обнаружил на ее теле весьма странный, я бы сказал,своеобразный знак… Хм… Запишем и это для блага науки… В паху, почти у самогосрама, вытатуирована пунцовая роза.

Высогота сосредоточенно осмотрел очиненный конец пера, затемпогрузил его в чернильницу. Однако на этот раз не забыл, с какой целью этосделал, – начал быстро покрывать листок ровными строками наклонногописьма. Писал, пока чернила не высохли на пере.

– В полубреду она говорила и кричала. Однако акцент ихарактер произношения, если отбросить частые вкрапления непристойностей, взятыхиз жаргона преступников, не позволяют сказать что-либо с абсолютнойуверенностью, но я рискнул бы утверждать, что ее родина скорее всего Север,нежели Юг. Отдельные слова…

Он снова поскрипел пером по пергаменту, правда, не оченьдолго, и даже очень недолго, чтобы успеть записать все только что сказанное.Затем продолжил монолог прямо с того места, где прервал его:

– Некоторые выражения, слова, имена и названия,произнесенные в бреду, следовало бы запомнить. И впоследствии изучить. Всеуказывает на то, что весьма – к тому же весьма – необычная особа нашла тропинкук хибаре старого Высоготы…

Он немного помолчал, прислушался.