Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 1. Страна несходства - Александр Фурман

Утро на даче было таким серым и влажным, что казалось – неминуемый дождь вот-вот зарядит до самого вечера. Но вскоре погода неожиданно исправилась, а к полудню солнце уже немилосердно припекало распаренную землю. Сначала гулять было нельзя из-за сырости, потом – из-за жары… Фурман суетливо метался туда-сюда, и бабушка со сдерживаемым раздражением каждые десять минут выпроваживала его из дома «подышать еще немножко». Справедливо решив, что эта игра намного увлекательнее всех прочих предлагаемых бабушкой занятий, Фурман продолжал свою беготню до тех пор, пока бабушка не пригрозила его нашлепать.

Когда он пробудился от тяжкого послеобеденного сна, за окном еще играло солнце, но даже внутри дома ощущалось присутствие некой посторонней тени. Выйдя с заспанным лицом во двор, Фурман с испугом обнаружил, что полнеба занято гигантской черной тучей. Он побежал сообщить об этой новости бабушке с дедушкой, и они озабоченно заговорили о том, что ведь сегодня суббота и вечером надо будет идти на станцию встречать Басю, которая повезет много сумок. Фурман тоже запросился встречать маму, но на него только махнули рукой: куда тебе, посмотри на небо, будет гроза! Чуть поныв для порядка, он согласился, что ему лучше никуда не ходить.

Однако, вопреки паническим ожиданиям, страшная туча больше никуда не двигалась. Она мрачно висела на одном месте, и хотя под ней все потемнело и съежилось, на ближней половине неба в голубой пустоте по-прежнему палило и ослепительно сверкало солнце. Похоже, здесь можно было продолжать жить – и даже тревожно любоваться этой величественно застывшей картиной… Впрочем, если присмотреться, с тучей происходило что-то нехорошее: в глубине ее туманно отвисшего брюха, словно на маленькой цирковой арене, мчались, сталкивались и в полной тишине пожирали друг друга пепельно-жемчужные и синячно-желтые слои и обрывки, заряженные дикой юной злобой. Старая туча пока еще удерживала в себе это бешеное роение, но что будет, если эти вырвутся наружу… Пару раз ужаснувшись творящемуся на небесах, Фурман в дальнейшем предпочитал отсиживаться в комнате: немного полепил, порисовал, повозил машинку…

Ужин прошел тихо. Помыв посуду, бабушка ненадолго вышла на улицу и, вернувшись, сказала, что уже пора потихоньку собираться; кстати, и погода, кажется, опять разгулялась. Они с дедушкой заспорили, кому идти – каждый старался уберечь другого от ношения тяжестей. «Я хочу нести!» – влез Фурман, абсолютно уверенный, что ему откажут, и желавший лишний раз отметиться в качестве хорошего мальчика. Но бабушка вдруг решила пойти на станцию вместе с ним: мол, все равно он не заснет, пока не увидит Басю, а так хоть побудет на свежем воздухе лишние сорок минут. Фурман, который без всякого притворства боялся грозы, в растерянности стал выдумывать разнообразные причины, не позволяющие ему принять участие в этом походе. Устав от споров, бабушка отправила его посмотреть на небо «своими собственными глазами». Он обиженно вышел на крыльцо – и с обескураживающим удивлением убедился в том, что наверху и вправду все опять изменилось: страшная туча куда-то исчезла, а через весь небосвод тянется, точно дорога, узкое синее облако – длинное, но совершенно безобидное, и заметно опустившееся солнце ласково золотит его края своими лучами.

О дожде можно было больше не думать, но заботливый дедушка все равно заставил их захватить с собой зонтик.

Выход за ворота был для Фурмана достаточно большим событием. День и без того был наполнен разными переживаниями, а теперь еще и непривычно поздняя прогулка и предстоящая встреча с мамой… – Фурман был слегка перевозбужден, и бабушка крепко держала его за руку.

На заросших тенистых обочинах проселочной дороги в этот час кипела жизнь: повсюду свободно расхаживали голенастые глуповато-заполошные «курочки» со своими молчаливыми жирношеими «петушками»; шныряли напряженные кошки с распахнутыми глазами; из-под ворот и калиток внезапно раздавалось кошмарное рычание и лай невидимых дворовых собак; от куста к кусту с опасной непредсказуемостью нехотя перебегали гонимые хозяйками тощие рогатые козы; огромные грязные коровы с мучительной бестолковостью брели сквозь поселок, минируя его разноразмерными болотистыми лепешкам («Смотри себе под ноги», «Смотри, куда наступаешь», «Да смотри же ты под ноги, сколько раз тебе можно повторять!»)…

Этим летом Фурмана уже водили на станцию. Узнаваемые повороты пути, заборы и дома с приветливым спокойствием встречали его на своих местах, хотя порой он и путался, ожидая увидеть впереди что-то одно и видя совсем другое… А вот и тот знакомый перекресток с высоким раскидистым деревом, от которого до станции уже рукой подать!.. Фурман начал дергаться, готовясь бежать к маме, но выяснилось, что он опять ошибся: и дерево было не тем, и идти еще пришлось порядочно, а когда станция, наконец, действительно открылась перед ними, то мамы нигде не было видно.

Перебравшись по дощатым мосткам через железнодорожные пути, они поднялись по разбитым асфальтовым ступенькам на открытую платформу, где, щурясь на солнце, скучали немногочисленные встречающие, и тоже стали ждать поезда.

В нагретом ленивом воздухе стоял непрерывный стрекот. Тонко позванивали провода. Из высоких крон придорожных деревьев изредка доносилось короткое недовольное карканье. Смешиваясь, все эти звуки составляли глубокую, сонную тишину, которую, казалось, ничто и никогда не может нарушить…

Но вот с дальним предупреждающим взвизгиванием к затрясшейся платформе подкатила пыльная зеленая электричка, и из ее дверей вдруг вывалилось столько галдящего, спешащего и бесцеремонно толкающегося народу с тяжело набитыми сумками, непослушными детьми и вертлявыми собаками, что возмущенно вскрикивающей бабушке пришлось изо всех сил упираться спиной, закрывая собой перепуганного Фурмана, и крепко прижимать его к своему животу, чтобы их не растащили, не затоптали и не сбросили с края платформы…

Поток дурного народа схлынул, под шумок исчезла электричка, и на станции снова стало тихо и пустынно.

«Безобразие какое! Ни стыда ни совести нет у людей! Совсем все с ума посходили, что ли? Чуть не задавили ребенка!» – ругалась бабушка, нервно приводя себя в порядок. И она, и Фурман были так поражены случившимся, что даже не сразу вспомнили, зачем сюда пришли…

Конечно, заметить друг друга в толпе можно было, только столкнувшись лицом к лицу, но о встрече было договорено заранее, и уйти мама не могла. Значит, она просто еще не приехала. Но неужели все электрички из Москвы так переполнены? Как же мама поедет?..

Беспокойно оглядевшись вокруг, бабушка придумала, как ей показалось, удачный ход: они встанут поближе к фонарному столбу, и, если народу опять будет много, широкое основание столба заставит толпу разделиться и обойти их стороной.

Но после того как они пережили второе нашествие (чуть не потеряв при этом зонтик, который зацепился за чью-то сумку и едва не вырвался у бабушки из рук), удивляться можно было только тому, что фонарный столб вообще устоял и даже не погнулся… «Давай уйдем, ба! Я боюсь!» – взмолился Фурман.

Помятые и отчаявшиеся, они спустились с платформы, перешли через пути и встали неподалеку, не на дороге. Это оказалось настолько разумным решением, что, глядя на усмиренно текущий мимо народ из очередной электрички, бабушка огорченно сказала: «Как же это я не сообразила? Нужно было сразу здесь остановиться – и тогда не пришлось бы нам с тобой так мучиться…»