Место преступления - Фридрих Незнанский

Значит, по утверждению руководителя следственно-оперативной бригады майора милиции Прыгина, дело обстояло так. Скорее всего, Краснов влез по собственной инициативе в какую-то финансовую авантюру и фактически пожертвовал большими деньгами, снятыми из кассы своей фабрики. Но, чтобы возместить рабочим их зарплату, взял необходимую сумму в долг у Плюхина. А затем, убедившись, что вернуть долг вовремя не сможет, а процент все нарастает, вынужден был продать свое производство и возвратить долг заимодавцу. В дальнейшем, поняв, что он полностью разорен, решил благородно уйти из жизни, оставив вдове приличный дом, дорогой автомобиль и остатки денег на банковском счете, впрочем, сумму вполне достойную. И на похороны хватит, и на некоторое время дальнейшей жизни семьи, то есть вдовы и восьмилетнего сына-школьника. Возбуждать уголовное дело о самоубийстве, имея на руках совершенно прозрачные теперь обстоятельства, которые прояснились при ознакомлении следствия с новыми документами о продаже предприятия, майор милиции Прыгин не видел оснований. Конечно, остается только пожалеть о том, что известный и, главное, перспективный бизнесмен Борис Борисович Краснов влез в неоправданные долги, приведшие его к гибели. Но тут уж ничего не поделаешь, у каждого россиянина имеется право выбора, а что ждет его, — удача или проигрыш, увы, одному Богу известно…

Такое вот получила Екатерина Ивановна резюме от следователя и поняла, что теперь эта неповоротливая машина и с места не сдвинется, чтобы прояснить элементарный вопрос: какой именно выбор сделал в свое время Краснов? А Прыгин и не скрывал своего полного удовлетворения по поводу так удачно завершенного расследования. Но и у Кати, и у Веры сложилось твердое убеждение, что радовался следователь в большей степени тому, что родственниками Краснова, а вместе с ними, видимо, и самим следователем, четко выполнено чье-то задание. Определенный заказ, как теперь говорят специалисты по уголовному праву. Одного только не знал следователь: Вера Краснова, как уже опытный предприниматель, знающий, куда и почему исчезают обычно документы следствия, прежде чем отпустить Катю с копиями договоров и счетов, сняла с них копии для себя. Для адвоката, а может быть, и толкового сыщика, чтобы вернуться к «теме» и попытаться все-таки выяснить подлинную подноготную этого профессионально разыгранного самоубийства.

Вот, собственно, и все главные обстоятельства дела. А откуда Вера узнала об агентстве «Глория»? И тут все оказалось слишком просто. Леночка Чубарова, ее близкая подруга, как-то рассказывала, что ее супруг познакомился с отличными ребятами из этого, вообще-то говоря, больше сыскного, нежели охранного агентства. Но с ними он договорился об охране собственной персоны во время деловой поездки, как теперь говорят, «в» Украину, где он еще из прежних лет имел немало своих недоброжелателей.

Знал, естественно, об этой поездке Турецкий, охрану «вип-персоны», как именовал себя сам Чубаров, осуществляли две впечатляющих фигуры — Голованов и Демидов: рост 190, «живой вес» — 110 и 120 соответственно. Потому и сидел сейчас в «и.о.» Турецкий. А ведь расследование, на котором настаивала Вера, предлагая, вероятно, в приступе полного отчаянья «большие» деньги, требовало в обязательном порядке выезда и тщательной отработки и прояснения сложившейся ситуации и обстоятельств дела на месте, в Смоленской области. И как тут быть, Александр Борисович, судя по его молчанию, еще не решил. А Вера между тем настаивала и торопила, уверяя, что дальнейшее промедление грозит окончательной потерей еще, возможно, оставшихся следов действий преступников.

Она была по-своему права, размышляла Аля. И, разумеется, окажись такая возможность, Саша немедленно выехал бы в командировку. Тем более если эта смазливая Вера сама предложит сыщику сопровождать его. Уж кто-кто, а этот безумный бабник, как он ни клянется в своей верности супружескому долгу, ни за что не лишит себя удовольствия «защитить обиженную женщину», — это теперь так у него называется. А еще генерал!..

Казалось, в кабинете все уже было сказано, и требовалось прийти к какому-то приемлемому решению. И тут у Али мелькнула мысль, что в командировку вполне может отправиться Филипп Агеев, он же только что закончил свое расследование трагических обстоятельств «безвестного исчезновения» собачки невиданной породы «шницель-шнауцер», как назвал Филя эту бородатую и абсолютно непредсказуемую собачью бездарь, — к сожалению, последнюю «жизненную привязанность» такой же, как, вероятно, и псина, полупомешанной хозяйки. Филя говорил с презрением, что однажды, поддавшись совершенно непонятному всеобщему поветрию, тоже приобрел себе щенка миттеля и истово терпел, пока тот рос. Но когда он вырос наконец и предстал во всем своем бородатом величии, Агеев понял, что личная его жизнь прекратилась. Одним словом, дело кончилось бы грехом, но «шницель», неясным чутьем почувствовав над собой нависший топор справедливости, сбежал от хозяина во время прогулки. И тем самым избавил Филю от смертоубийства. А теперь требовалось найти подобного, причем за немалые деньги, и Филя терпеливо нес на плечах тяжкие вериги праведника, твердо обещая себе оставить беглеца в живых. Гонорар стоил того. Вот Филя и отдыхал теперь от многодневного «забега». Но уж лучше его попросить отправиться в этот неизвестный Бобров, чем Сашеньку, ибо моральные издержки от поездки Александра Борисовича в компании этой родственницы покойного могут стать непредсказуемыми. Решив дать такой совет, Алевтина и сняла трубку, чтобы не заходить в кабинет, а намекнуть по телефону.

Хитрован Турецкий, помолчав, поблагодарил ее за помощь и сказал, что обязательно подумает над Алиным предложением. Нет, вызывать Агеева пока не стоит, может, завтра, в общем, как получится…

Он определенно что-то задумал, поняла Аля и приготовилась дать отпор, если Сашенька предложит ей срочно подготовить ему необходимые документы для командировки. Как же, дождется он!

А в кабинете, услышала Алевтина, не выключавшая еще свой диктофон, послышались всхлипывания. Женщина, похоже, безутешно рыдала. Сдержанно, как и подобает серьезной даме, но, очевидно, и достаточно обильно, ибо «стараться» ей приходилось в присутствии мужчины, на которого, наверняка, «положила глаз». Ох уж эти клиентки!

И тотчас Аля услышала в переговорном устройстве голос Турецкого:

— Аленька, сделай одолжение, погляди, нет ли у нас в аптечке валериановых капель? И, если найдешь, накапай немножко, ну, сколько там положено. Вере Борисовне плохо. Пожалуйста!

«Ах, какие мы!» — мысленно воскликнула Алевтина, но пошла к аптечке. А войдя две минуты спустя в кабинет со стаканом в руках, в котором разбавила водой ровно двенадцать капель, увидела просто невероятную, угнетающую сознание картину: дама рыдала на груди у Турецкого, прижавшись к нему лицом, — потому и всхлипы слышались глухо. А он, этот… нет, он просто уверенно обнимал ее обеими руками под мышками и покачивал из стороны в сторону, будто баюкал обиженного ребенка. И чем сильнее «баюкал», тем наглее становились ее всхлипы!

Заметив возмущенный до глубины ее прекрасной, девственной души… — души, конечно же! — взгляд Алевтины, Турецкий сделал неопределенный жест, не отрывая между тем цепких своих пальцев от вздрагивающей спины нахальной клиентки. И жест его мог означать лишь одно: сам, мол, не понимаю, что со мной… — или с ней? — происходит. Нет, определенно, он имел в виду исключительно себя!