Место преступления - Фридрих Незнанский

Усаживая посетителей, Александр Борисович иногда снимал трубку с телефонного аппарата и клал ее рядом, на стол. Этим он демонстрировал свою готовность выслушать внимательно, не отвлекаясь на посторонние телефонные звонки. А на самом деле это был сигнал Але включить диктофон и начать запись беседы. Не самому же это делать! Клиент обычно смущается, и тогда исчезает особая доверительность. Вот и теперь, усадив женщину, Турецкий снял телефонную трубку и, улыбнувшись, демонстративно отложил ее в сторону. После этого он уперся локтями о стол, скрестил пальцы и положил на них подбородок, изобразив позу очень внимательного и терпеливого слушателя.

— Я весь внимание, уважаемая… Вера Борисовна. — Аля ведь уже назвала ее, пропуская впереди себя в директорский кабинет. — Если можно, пожалуйста, расскажите поподробнее о себе, я имею в виду то, что вы сочтете нужным, а затем и о том, какие тяжкие заботы привели вас в наши «Палестины»?

Некоторый изыск обращения мог подчеркнуть шутливую серьезность высокого профессионала, а также помочь ему поиграть в «значительность», которая должна понравиться этой женщине. И вообще, ему показалось, что с ней нужно беседовать именно в таком ключе.

Она благосклонно кивнула и начала рассказывать: сперва о себе и своем бизнесе, а затем о том печальном деле, которое привело ее сюда, в агентство. Алевтина, воткнув в ухо улитку наушника, слушала исповедь «прекрасной дамы» — так можно было подумать, слыша интонации, с которыми ставил Турецкий свои вопросы, требующие, по его мнению, более полной информации. А из всего рассказанного Аля, хоть и с трудом, но поняла суть конфликта, который закончился «громким» самоубийством известного смоленского бизнесмена.

Или, точнее говоря, с него начался. Правда сестра покойного бизнесмена, эта самая Вера Краснова, утверждала со всей уверенностью, что это было на самом деле грамотно и хладнокровно спланированное убийство. Ей теперь требовалась полная ясность, и она готова была платить большие деньги, чтобы в конечном счете восторжествовало истинное правосудие, а не пародия на него.

«О Боже!», — мысленно восклицала Алевтина, вспоминая то недавнее уголовное дело, по которому «Глория» фактически заставила судебные органы пересмотреть свой приговор, а затем и оправдать осужденных. И еще — эта неблагодарная «стервозочка»!.. Так она называла журналистку, оставившую секретарское кресло, в которое усадила ее Аля, чтобы самой заняться конкретными расследованиями. Увы, «недолго музыка играла, недолго фраер танцевал»…

Алевтина не чуждалась определенного фольклора — в оперативной работе любые знания сгодятся. Ничего, кстати, очень уж нового и ранее неизвестного не нашла Аля и в рассказе этой клиентки. Ну, разве что по мере «раскрытия темы» голос ее становился все напряженнее и глуше, словно ей трудно было говорить…

Коротко же суть дела была в следующем.

На Смоленщине, в небольшом городке Боброве, жил достаточно обеспеченный бизнесмен Борис Борисович Краснов. Он владел производством строительных материалов и недорогой, но весьма почитаемой и охотно покупаемой многочисленной армией дачников мебели. Хотя самоубийство весьма удачливого, по общему мнению, человека и показалось многим знавшим его Бобровским жителям странным и необъяснимым, прокуратура не стала возбуждать уголовное дело. Все следы и вещественные доказательства, собранные следователем городского отдела милиции на месте гибели Краснова, указывали именно на факт самоубийства.

Из рассказа Веры стало понятно, что следствие не захотело копаться в каких-то второстепенных деталях, которые, по убеждению жены и сестры покойного, должны были представить интерес для прокуратуры, их заявления просто отмели, молча приняв, но явно не желая разбираться и усложнять себе жизнь. Открытые самими родственниками факты, представленные копиями некоторых важных документов, сохранились в домашнем сейфе Краснова. А вот оригиналы их, как выяснилось, бесследно исчезли из офиса бизнесмена после того, как там поработала оперативно-следственная бригада. И копии этих документов недвусмысленно указывали на то, что Краснов вряд ли покончил с собой, застрелившись в собственной машине из пистолета, а что на самом деле здесь могло иметь место грамотно и хладнокровно спланированное убийство.

И еще один факт настораживал. Когда после обнаружения трупа в машине был произведен обыск в доме покойного, убитая горем молодая вдова Катя, напуганная к тому же бесцеремонным вторжением чужих людей в ее дом, перерывших все вдоль и поперек, очевидно, в поисках именно этого сейфа, «забыла», по ее словам, о тайном железном ящике, вмонтированном в стену в подвале дома. Но позже она сказала об этом приехавшей на похороны сестре мужа и достала свой, второй, ключ. А с первым в руках как раз и бродили по комнатам оперативники, сердясь на «беспамятную» вдову, не знавшую, был ли в доме сейф. Ключ, мол, есть, а сейфа нет! «Быть того не может!» — сердились они. Но она молчала и плакала, и приглашенные понятые понимали ее горе. Поэтому, наверное, и у оперативников не хватило наглости допросить женщину более жестко.

Когда же потерпевшими были извлечены на свет бумаги Краснова, им стало понятно, что в этом деле даже и не пахнет самоубийством. Оказалось, что бизнесмен незадолго до своей смерти тайком от жены продал весь свой бизнес некоему предпринимателю Сороковкину, жителю соседнего районного города Дорогобуж. Дальнейший поиск вдовы показал, что деньги за большое и доходное предприятие были действительно переведены на счет Краснова в Дорогобужском отделении Промбанка, а затем сняты со счета самим же Красновым, после чего следы их исчезли. А несколько позже, после того как Екатерина Краснова по требованию Прыгина, следователя из милиции, принесла ему найденные копии документов о продаже предприятия, тот милостиво поставил ее в известность, что в кармане трупа была найдена расписка, из которой следствию стало известно, что Краснов передал эти деньги своему заимодавцу, некоему Плюхину. Этот пожилой человек был достаточно хорошо известен в Боброве: он ссужал под вполне приемлемый процент фактически любые суммы — и не только богатым предпринимателям, но и заемщикам средней руки, даже своим соседям — иной раз просто на небольшое семейное торжество или на приличную выпивку. Имелся у этого ростовщика и юрисконсульт, постоянно фиксировавший передвижения денежных сумм и следивший за тем, чтобы законность сделки всякий раз тщательно соблюдалась обеими сторонами. То есть ничего противозаконного. Говорили, что Плюхин, которого за его внешний вид нередко называли Плюшкиным, мог и перенести срок возврата долга, что нередко и случалось, но тогда и процент нарастал. Все об этом знали, и все пользовались услугами ростовщика новой формации. Расписка из кармана покойного бизнесмена указывала на то, что господином Плюхиным была принята от должника, господина Краснова, вся сумма долга последнего с учетом процентов за два переноса сроков возврата, и он, заимодавец, никаких дальнейших претензий к своему должнику не имеет. И уже это известие стало для вдовы совершенно невероятным. Чтоб ее Боря у кого-то занимал огромные деньги?! Да у него же родная сестра в Москве — женщина далеко не бедная! А потом — почему ростовщик?! Этот еще откуда?.. Словом, сплошные загадки, и ни одного ответа на них.