Тайны русской дипломатии - Борис Сопельняк

Между тем Наполеон покорял одну европейскую державу за другой и катастрофически быстро приближался к границам России. В Петербурге понимали, что открытого столкновения с Францией не избежать, что на счету каждая пушка, каждый солдат, а тут, как на беду, русские войска ввязались в очередной конфликт с Турцией. Войны на два фронта не выдержать, это ясно. Но как, не потеряв лица, замириться с турками? Тогда-то и вспомнили о старом лисе, как его несколько позже стал называть Наполеон, сибаритствующем в своем имении Кутузове.

Приняв командование Молдавской армией, Кутузов повел себя довольно странно: он всячески поощрял распространение слухов о слабости вверенного ему войска, а также о своем нездоровье и чуть ли не старческом маразме. Турки, которых было раза в три больше, только посмеивались: зубы, мол, у старого тигра уже не те, ему бы сидеть на манной каше, а не охотиться на зубров и косуль. Их активно поддерживали французы, которые предлагали султану заключить военный союз против России, объявить своему северному соседу священную войну и во главе всех стран Востока двинуться на Москву.

Эта угроза была отнюдь не гипотетической — и тогда Кутузов решил показать зубы. В июне 1811 года он блистательно разгромил передовые отряды турецкой армии, но, когда в бегство ударились и основные силы, Кутузов их преследовать не стал и даже приказал оставить уже захваченную крепость Рущук. Многие сочли это большим просчетом Кутузова, недовольство выразил даже Александр I, но старый хитрец затеял такую многоходовую комбинацию, что до ее завершения никто ничего понять так и не смог. А Кутузов добился того, что турки разделили свою армию на две части и, считая, что под Рущуком Кутузов слаб, переправились на левый берег Дуная, где попали в западню и были наголову разбиты. Затем была окружена и уничтожена вторая часть турецкого войска.

Великий визирь Ахмет-паша, бросив солдат, бежал, но Кутузов преследовать его не стал. Больше того, он не спешил с пленением окруженной турецкой армии и даже взял на себя заботу о снабжении ее продовольствием. Этих действий Кутузова никто не понимал. Как полководец он просто должен был воспользоваться плодами победы и пленить ненавистных турок! Но Михаил Илларионович действовал не как удачливый военачальник, а как дальновидный дипломат. Он прекрасно понимал, что позор поражения, а потом и пленения тяжким бременем ляжет на нацию как таковую, кроме того дискредитирует Ахмет-пашу, который стал сторонником быстрейшего заключения мира с Россией.

И Кутузов оказался прав: в октябре 1811-го было заключено перемирие, а вскоре начались и мирные переговоры. Проходили они довольно сложно, в них то и дело вмешивались французы, которые обещали Турции всеобъемлющую помощь, если она пойдет на Москву. Подбрасывали огня в этот костер и англичане. Но Кутузов, у которого были свои информаторы еще с тех времен, когда он был послом в Стамбуле, прекрасно знал об этих каверзах и тут же запустил, говоря современным языком, такую дезу, что за голову схватились и турки, и французы. В Бухаресте, где шли мирные переговоры, а потом и в Стамбуле поползли слухи о том, что Наполеон предлагает России заключить союз против Турции, изгнать всех турок из Стамбула, а проливы поставить под совместный франко-русский контроль.

А тут еще подоспел договор о союзе Франции и Австрии: Кутузову удалось убедить турецких уполномоченных, что он направлен против Турции. Немалым аргументом в пользу возможного союза России и Франции, направленного опять же против Турции, был широко разрекламированный визит личного адъютанта Наполеона графа Нарбонна в ставку Александра I.

И турки сломались! 16 мая 1812 года они подписали мирный договор на благоприятных для России условиях. Для Наполеона это было полной неожиданностью! Он пришел в неописуемую ярость и обвинил министра иностранных дел в бездарности и неспособности защищать интересы своей страны. А несколько позже Наполеон признался, что, узнав о договоре, заключенном между Россией и Турцией, он должен был отказаться от русского похода. К сожалению, эти слова были сказаны уже после бесславного похода на Москву. А тогда, в июне 1812-го, Наполеон двинул свои полчища в Россию. Но встретили их не только две Западные армии, но и 50-тысячная Молдавская армия, которая ушла с турецких границ и влилась в противостоящие французам русские войска.

Казалось, после того, что сделал для России Кутузов-дипломат, можно было уйти на заслуженный отдых — ведь ему было 67 лет, но Россия не смогла обойтись без Кутузова-полководца. Что было дальше, хорошо известно: Бородино, Тарутино, Смоленск, Березина, форсирование Немана, а потом и Одера. И всюду «этот Бонапарте, этот бич человечества», как называл Наполеона Кутузов, бежал от него, «как дитя от школьного учителя». При этом, как бы оправдывая когда-то сказанные о нем Суворовым слова, Михаил Илларионович неизменно приговаривал:

— Наполеон? Разбить он меня может, но обмануть — никогда!

От Баку до Хельсинки — несколько тысяч километров, в конце 30-х — начале 40-х годов прошлого века это расстояние не мог преодолеть ни один военный самолет, и тем не менее именно финны могли стать первопричиной того, что от столицы Азербайджана не осталось бы камня на камне. Правда, известно это стало лишь в сентябре 1941-го, когда от резидента советской разведки в Лондоне пришло несколько тревожных телеграмм.

Тогда же в Москве получили одну из английских газет, в которой было опубликовано интервью личного секретаря Черчилля.

На вопрос о том, как Черчилль отреагировал на известие о нападении Германии на Советский Союз, тот ответил:

«Когда я ранним утром от наших военных получил это сообщение, то, конечно же, побежал будить премьер-министра — эта новость была из тех, которую надо было немедленно довести до сведения главы правительства. Но тут же вспомнил, что он раз и навсегда запретил мне будить его раньше восьми утра. Приказ можно было нарушить только в одном случае: если бы немцы высадились в Англии. Четыре часа я мучился подле его двери, не смея нарушить утренний сон патрона. А когда пробило восемь, я тут же Черчилля разбудил и сообщил экстраординарную новость.

— Так, значит, они все-таки напали! — это было первое, что сказал Черчилль.

Должен заметить, что сказал он это с явным облегчением. Оно и понятно, это означало, что Гитлеру теперь будет не до Англии. Я бы даже сказал, что решение Гитлера напасть на Советский Союз для Черчилля было даром богов».

В Кремле над этим интервью посмеялись, но когда добрались до телеграмм, то стало не до смеха. Одна из них была настолько ошарашивающе-циничной, что в Москве отказывались ей верить. Ведь буквально на следующий день после нападения Германии на Советский Союз Черчилль выступил по радио с такой откровенно просоветской речью, что каждый русский человек готов был его расцеловать. Вот что сказал тогда Черчилль:

— Я вижу русских солдат, стоящих на рубежах родной страны, охраняющих землю, которую их отцы населяли со времен незапамятных. Я вижу нависшую над ними немецкую военную машину, тупую, вымуштрованную, послушную, жестокую армаду немецкой солдатни, надвигающуюся как стая саранчи. И за ними я вижу ту кучку негодяев, которые планируют и организуют весь этот водопад ужаса, низвергающегося на человечество. У нас, у Великобритании, только одна цель: мы полны решимости уничтожить Гитлера и малейшие следы нацистского режима. Мы поможем России и русскому народу всем, чем только сможем! Опасность для России — это опасность для нас и для Америки, и борьба каждого русского за свой дом и очаг — это борьба каждого свободного человека в любом уголке земного шара, — закончил он.