На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давайте я, – предложил один из молодых ковбоев.
Приглядевшись, он узнал Берта Рестона, который тогда отдал Эркину книгу.
– Кто его знает? Доверяете?
Круг зашумел:
– Доверяем…
– Доверяем…
– Толковый парень…
– Молод только…
– Так не в судьи…
– Пусть он…
– Доверяем…
Кто-то достал и дал Рестону свой блокнот.
– Держи. А мы все подпишемся.
Все закивали.
– Ну, тогда всё, – кивнул он. – Дан, Роб, Дик, приведите этого… – Он проглотил ругательство, и все одобрили его молчаливыми кивками. Успеем ещё наругаться.
Ждали молча, спокойно покуривая. Старшие ковбои у огня, кто помоложе – за ними. И, когда послышались шаги и возмущённый голос Седрика, никто не шевельнулся, головы не повернул…
…Фредди составил у решётки отмытые миски и пошёл за водой к «белому» колодцу…
…А как хорохорился поначалу. Не лезьте, мол, в чужие дела. Да кто они такие, чтоб указывать. Джерри сидел, как и положено шерифу на суде чести, молча. Говорили старшие ковбои. Он слушал молча, но на этом: «Кто вы такие?!» – не выдержал.
– Мы ковбои, а ты сука надзирательская.
Остальные одобрительно загудели:
– Правильно, Фред.
– Ковбой чужого не зажилит.
– Не подставит никого.
– Надзиратель ты, а не ковбой.
Седрик вскинул голову.
– С цветными иначе нельзя! Вы распустили их, расу, – и с вызовом посмотрел на всех, – потерять согласны, лишь бы шкуру свою спасти. Ротбус был, вы все пикнуть не смели, а теперь расхрабрились.
– А какие у тебя дела с Крысой? – спросил Дан. – О чём это вы так беседовали мило?
– Прямо голубками ворковали, – усмехнулся Роб…
…Как же Седрик сразу завилял. И Фредди не рискнул выстрелить в него «охранюгой», но и слова Эркина оказались к месту. И решение было одно. Седрик – не ковбой, марает звание ковбоя, и слово «дискредитация», предложенное Рестоном, всем понравилось, и без Фредди всё покатилось куда надо.
Фредди удовлетворённо хмыкнул, пристраивая на решётку котелок с водой…
…Они сказали Седрику всё, что хотели. О нём, о рабстве. Что цветные о скотине думают, а он о своём кармане, что он дважды вор, обокрал и лендлорда, и пастухов, что парней под вычет загоняет. Правда, вопрос о Крысе как-то отпал, но Крыса мёртв, а каким бы подручным Седрик у него ни был, теперь это не опасно, так что можно и не брать в голову. И приняли решение. Вне закона. Любой ковбой, любой пастух, вообще любой может сделать с Седриком что захочет и когда захочет, и защищать его никто не будет. Джерри, выслушав приговор, изменился в лице, но промолчал. Когда ковбои собирают суд чести, им поперёк пути вставать нельзя. И защитивший того, кто вне закона, сам станет отверженным. А этот дурак не понял. Даже когда с него сорвали пояс с кобурой, вынули и разломали кольт. Хороший новенький кольт, но так уж положено. Пояс с пустой кобурой швырнули ему под ноги и перестали замечать. Пусть походит живым трупом, подождёт. Все по старшинству подписались под протоколом и вручили его шерифу. И составили другой. Уже не протокол, а акт. Что старшим ковбоем они на это стадо ставят Берта Рестона. Ну и что, что молод, что вообще первый раз гонит, и на коне сидит как… ну, ладно, чего обижать парня. Старается, как может. Но другого ковбоя, которого можно снять со стада и который после всего сможет наладить отношения с цветными, нет. А документы и кормовые должны быть у белого. Не нами это заведено, не нам и ломать. А что до чисто ковбойской работы, то тут и помогут, и подскажут. Всё равно дальше кучно пойдём. Акт тоже подписали и вручили шерифу, уже для лендлорда. Пусть оплачивает работу Рестона. А если ещё раз им надзирателя или ещё какую сволочь подсунут… русские, вон, с десяток охранюг вывезли, промеж нас ползали. Они сволочи, а нас трясли. Когда и куда исчез Седрик, никто не заметил. Прямо от костра старшие ковбои с Рестоном и шерифом пошли в двадцать первый номер, там, перерыв вьюки, нашли блокнот старшего ковбоя и конверт с документами и кормовыми. Денег было много. Дан, заглянув в конверт, сразу сказал, что должно хватить. Ничего больше не тронули и опять все вместе пошли в восемнадцатый. Пастухи, все четверо, сидели у костра. Здесь же мешки с кормом, их сёдла, всё хозяйство. По тому, что пастухи не удивились и как оперативно сбежались цветные от всех навесов, было понятно, что за судом чести много глаз следило. Уже Дан зачитал им приговор, акт и представил им Берта, вручив при них ему пакет и блокнот. И разошлись. Дальше пусть сами разбираются…
…Фредди удовлетворённо осмотрел навес: корма хватает, даже если придётся здесь задержаться.
– Фредди, – Дон зашёл под навес, снял шляпу, стряхнул с неё воду и снова надел. – Привет.
– Привет, Дон. Ну, как дела?
Дон рассмеялся.
– У кого? У русских? Они потрошат Седрика, а тот выворачивается наизнанку, лишь бы они подольше копались в его потрохах.
Фредди кивнул.
– Он живёт, пока говорит. Когда русским надоест его слушать, они вышибут его пинком под зад. И он знает, что его встретят.
– Нож или пуля, Фредди?
– Цветные всю ночь выясняли, кто его упустил.
– Да, я знаю. Они так орали, что я не мог заснуть. Там один здорово загибает, – Дон усмехнулся. – Где он только подцепил такие обороты?
Фредди заинтересованно посмотрел на Дона.
– Думаешь, Седрик слышал?
– Русские слушали. Во всяком случае, двое из них сидели на крыльце и комментировали. Я так полагаю.
– Они говорили по-русски?
– А может, по-индейски. Я эти языки не различаю, Фредди.
– Понятно. А что несёт Седрик?
Дон пожал плечами.
– Это многие хотели бы узнать. Но тут глухо, Фредди. А вот протокол доставил русским живейшее удовольствие. Мы являемся с протоколом, а Седрик уже сидит там и размазывает сопли и слёзы. И просит его спасти.
Фредди невольно рассмеялся.
– От нас?
– От всех. Его четвёрка посменно дежурит у русского дома.
– И сейчас? – удивился Фредди.
Дон расхохотался.
– Мокнут, но сидят. И остальные пастухи им помогают. Твои там тоже болтаются.
– Их дело, – пожал плечами Фредди.
– Старшие ковбои там тоже… прогуливаются. Говорят, прогулки в дождь полезны для здоровья.
– Радикулит лечат? – хмыкнул Фредди.
– Ты же знаешь, Фредди. У ковбоя три болезни. Радикулит, загул и пуля. А лечат каждый своё.
– Запой, – поправил Фредди, застёгивая куртку. – А загул – это не болезнь,