Что было, что будет... - Даниэла Стил

– Но ей же так хочется! – не повышая голоса,сказала Олимпия. Она не стала объяснять Гарри, почему его матери так хотелосьоказаться на этом балу. Он же чуткий сын – сам должен понимать.

– Это она из упрямства, – сказал Гарри какотрезал.

– Ну уж нет! Из вас двоих упрямец – это ты!

В голосе Олимпии прозвучала непривычно резкая нота. Гарри нехотел понять, что его матери нужна помощь, и ее это начинало бесить. Мог хотябы отвезти туда мать, раз она так этого хочет! Да и потом, из членов семьи этомог сделать только Гарри, ведь все остальные будут заняты.

Но, видимо, это был тот случай, когда нашла коса на камень.Гарри, конечно, любил мать и жалел ее, но он не желал сдаваться и не хотелуступить Олимпии. Тем более что свое неучастие в мероприятии он объяснялпринципиальными причинами.

– Мне кажется, это для нее очень важно, –настаивала Олимпия.

– Не понимаю, почему, – заявил Гарри. – Нодаже если и так, я, как судья апелляционного суда, не должен поддерживатьмероприятие дискриминационного характера только затем, чтобы потрафитьсобственной матери, жене или дочерям. Олли, я не желаю из-за этого вашего балачувствовать себя каким-то бездушным мерзавцем! Я твердо убежден, что поступаюправильно!

– Уверена, ты был бы не первым евреем, участвующим вАркадах. Насколько я знаю, за эти годы многие девушки-дебютантки были изеврейских семей.

– Очень сомневаюсь! Но даже если и так, я все равновправе иметь свое мнение и его придерживаться. Не думаю, чтобы Мартин ЛютерКинг стал веселиться на балу, устроенном ку-клукс-кланом.

– А вам с Вероникой обязательно надо бойкотировать все,что вам не по душе, да? Когда она дома, я даже продукты покупаю с оглядкой –вдруг это кого-то обидит или оскорбит? Получается, если я покупаю виноград, тооскорбляю Цезаря Чавеса, если что-то южноафриканское – задеваю чувства НельсонаМанделы. Черт возьми, да как же тогда жить, если любое мое действие можеткого-то задеть или оскорбить?! Это может быть истолковано так, а этого вообщенельзя допустить… К чему мы придем с таким подходом?! А в данном случае ясчитаю, что семья важнее твоих политических убеждений, будь они неладны! Ведьтвоя мать всего-то и хочет, что поехать на бал, где ее внучки будут впервыепредставлены обществу. Согласна, это, может быть, и устаревшая традиция, но итолько! Это праздник, у девушки такой может быть только раз в жизни, это длянее торжественный день! Неужели нельзя уступить ради одного-единственноговечера?

Олимпия уже не могла сдержать своего раздражения. Гарри жемолча смотрел на жену и укоризненно качал головой. Ему казалось, что всепрепирательства остались позади и его неучастие – дело решенное. Но Олимпия,как видно, не желала с этим мириться.

– Прошу тебя, Олимпия, прекратим этот бессмысленныйспор. Мое решение неизменно.

– Прекрасно! – отрезала жена, обдав его гневнымвзглядом. – Ну и сиди со своими принципами, если они тебе дороже нас!

– Твое мнение на этот счет мне известно, –негромко отозвался Гарри. Вид у него был разнесчастный. – Пойми, принципы– это не шляпа, которую можно снять, если она не подходит. Они скорее кактерновый венец, который приходится носить, невзирая ни на что.

Больше Олимпия не издала ни звука и, пока окончательно нерассердилась и не наговорила лишнего, вышла из комнаты. Было ясно, что никакихкомпромиссов по данному вопросу не будет. Эту битву она проиграла. Нравится илинет, справедливо или нет, но уступить на сей раз придется ей.

Стоило явиться двойняшкам, как в доме все пошло кувырком.Подружки девчонок шастали туда-сюда, телефон звонил беспрерывно. Набежалидевочки, тоже приглашенные на бал, шушукались с Джинни, хихикали и разглядывалиплатье. Всем оно очень понравилось. Другого мнения и быть не могло, платьедействительно было роскошное. А Вероника заперлась со своими подружками усебя – из ее подруг никто на бал не собирался.

Фрида держала дверь в гостиную открытой и с удовольствиемследила за перемещениями молодежи. Олимпия заказывала ей кошерную еду, Чарлипринимал посыльных и помогал накрывать бабушке на стол, старательно раскладываяеду по разным подносам и блюдам – рыбу отдельно от мяса и молочного. Правда,Фрида проявила великодушие и была согласна отступить от своих строгих правил,учитывая неординарность ситуации. Она понимала, что Олимпии сейчас лишниезаботы просто не по силам. Она надеялась, что Господь простит ей эти маленькиепрегрешения, если только она не станет есть мясо со сливочным соусом, омаровили креветок. Олимпия очень серьезно относилась к требованиям свекрови,понимая, как важно для пожилой женщины соблюдение правил.

Вечером в четверг начался праздник Хануки. Олимпия зажгласвечи, а Фрида прочла вслух молитвы. Они обменялись подарками – так надо будетделать на протяжении всех восьми дней праздника. Олимпия была рада, что в этидни Фрида была с ними, ее присутствие словно сплачивало семью. К тому же этотсветлый и добрый религиозный праздник отвлекал всех от темы уже близкого бала.

Джинни с волнением ожидала приезда Стива, он должен былпоявиться в пятницу вечером. Вероника по-прежнему обнадеживала, что Джеф ее неподведет и будет выглядеть и вести себя пристойно. Его ждали только в субботуутром – в пятницу у Джефа были неотложные дала в Провиденсе, и Вероникасказала, что раньше вырваться ему никак не удастся. Олимпию это тревожило, носпорить с дочерью было бесполезно. Сейчас, когда до бала оставались считаныедни, настроение у нее было хуже некуда.

Вечером в четверг Олимпия вспомнила, что она так и не виделабелые атласные туфли Вероники, хоть та и божилась, что они у нее есть. Онарешила сама поискать их в шкафу. В противном случае придется срочно покупатьновую пару, не то дочь выкинет какой-нибудь фортель – наденет кроссовки или лодочкикрасного цвета.

Она вошла в комнату дочери в тот момент, когда та, сполотенцем на голове, выходила из ванной.

Увидев обнаженную спину дочери, Олимпия ахнула: на обеихлопатках красовалась огромная татуировка – гигантская цветная бабочка размеромс большую тарелку. Олимпия, сама того не желая, громко ахнула. Вероникаподскочила – она не слышала, как вошла мать, и не увидела ее из-за полотенца,съехавшего на глаза.

– Господи! Это еще что такое?

Олимпия поверить не могла, что Вероника сделала такую безобразноогромную татуировку. Олимпия расплакалась.

– Мам, перестань… Ну, пожалуйста… Прости меня… Я самахотела сказать… Я давно хотела сделать такую. Она мне так нравится! Тыпривыкнешь…

Вероника была в панике. Если мама им когда-нибудь что изапрещала, то именно пирсинг и татуировку. Только уши проколоть позволила. Ататуировка… – это вообще было что-то немыслимое.

– Глазам своим не верю! Как ты могла?!

Олимпия опустилась на кровать. У нее кружилась голова. Телоее ребенка осквернено! Она представить себе не могла, как Вероника теперь будетжить с этим до конца своих дней. Это же неприлично! Надо немедленно свестирисунок, но Олимпия понимала, что дочь откажется.