Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина - Оуэн Мэтьюз

class="p1">Оказываясь во все более отчаянном положении – в условиях растущего недоверия, – Коминтерн уговорил другого жившего в Москве швейцарского коммуниста “одолжить” свое имя злосчастным “пациентам”, томящимся в китайской тюрьме. В конце августа Рудник стал Полем Кристианом, швейцарским поклейщиком обоев и батраком. Несколько недель спустя Центр снова передумал, после чего Рудник объявил себя другим гражданином Швейцарии, механиком Полем Ругом. Все это время заключенный из кожи вон лез, пытаясь убедить китайский суд, что не является тайным агентом коммунистов – несмотря на то, что существенная часть секретных документов, обнаруженных в квартире на улице Нанкин, просочилась из китайской полиции в прессу.

Тем временем Коминтерн развернул международную кампанию в знак протеста против заключения Нуленсов под стражу. Действуя из Берлина, опытный пропагандист Вилли Мюнценберг сформировал Комитет в защиту Нуленса-Руга, заручившись поддержкой таких знаменитостей, как Альберт Эйнштейн, Герберт Уэллс, мадам Сунь Ятсен и Анри Барбюс. Дело обсуждалось и в британской Палате общин, и в Сенате США[25].

Широкое внимание общественности к делу Нуленса вряд ли можно назвать лучшим способом укрывания тайного агента. Тем не менее, беспечно – или опрометчиво – пренебрегая безопасностью шефа своего отделения, Центр продолжил настаивать, чтобы Зорге вел переговоры с адвокатами, давал наличными солидные взятки[26] и взаимодействовал с рядом сотрудников Коминтерна, командированных в Шанхай с различными схемами по освобождению пары. Невероятные усилия, брошенные на освобождение Рудника – потраченные средства, мобилизованные международные ресурсы, риск сотрудников советских тайных ведомств, – явственно свидетельствуют о полной незаинтересованности Москвы, проявленной в дальнейшем в деле освобождения Зорге из заключения в Японии.

Зацикленность Центра на чете Нуленсов представлялась тем более абсурдной ввиду нарастающей агрессии Японии на севере Китая, в Маньчжурии, гораздо более насущной проблемы для национальной безопасности Советского Союза. Влияние Японии в Маньчжурии – граничившей с Кореей, которой руководила Япония, китайской Монголией и советским Дальним Востоком – набирало обороты в течение десятилетий. Маньчжурия была для расцветающей промышленной экономики Японии главным источником сырья, в том числе угля и железной руды. К 1931 году 203 000 граждан Японии жили на северо-востоке Китая, а доля Японии в иностранных инвестициях в регион составляла 73 %. Южно-Маньчжурская железная дорога, связывавшая порт Далянь с материковой частью региона – а в дальнейшем и с российской Транссибирской магистралью, – принадлежала Японии, ее штат состоял из японцев. Под контролем Японии находилась часть территории вдоль железнодорожного полотна со времен победы страны в Русско-японской войне 1904–1905 годов. Важно отметить, что японская железнодорожная зона защищалась силами 15 000 военных Квантунской армии, полуавтономного соединения Императорской армии Японии, базировавшегося на материковой части Китая[27].

Номинально Маньчжурия была частью Китайской республики. Практически же регион с 1916 года находился во власти антияпонского милитариста Чжана Цзолиня. В 1928 году Чжан был убит при организованном японцами взрыве: они рассчитывали, что его сын Чжан Сюэлян, страдавший опиумной зависимостью и увивавшийся за женщинами, окажется более сговорчив и пойдет навстречу интересам Токио. Но они ошибались. К апрелю 1931 года Чжан Сюэлян, получивший прозвище Молодой Маршал, присягнул на верность националистическому правительству Чан Кайши, продолжив отцовскую политику притеснения японских и корейских граждан и вступив в переговоры с американцами, чтобы допустить в регион западные компании.

План свержения неудобного Молодого Маршала и установления японского господства над всей Маньчжурией разработали два офицера Квантунской армии за спиной гражданского правительства Японии. Однако последние исследования доказали, что верховное командование японской армией фактически тайно одобрило предложенную схему[28].1 августа 1931 года все семнадцать дивизионных командиров регулярной Императорской армии Японии были приглашены на тайную встречу в Императорский дворец в Токио, где было достигнуто соглашение, что их товарищи из Квантунской армии расширят зону своего контроля во имя защиты интересов японских граждан по всей Маньчжурии.

Операция началась ночью 18 сентября 1931 года, когда на путях Южно-Маньчжурской железной дороги к северу от Мукдена было приведено в действие небольшое взрывное устройство, заложенное взводом японской армии[29]. Сама железная дорога не была повреждена (через десять минут на месте взрыва прошел местный поезд, следовавший из Чанчуня в Шэньян). Однако Квантунская армия обвинила в происшествии китайских экстремистов и немедленно нанесла удар по китайским военным казармам, в результате которого были убиты 450 человек, и перешла к нападению на силы Чжана Сюэляна по всей Маньчжурии.

Китайское правительство в Нанкине ранее рекомендовало Чжану не оказывать сопротивления при возможных провокациях со стороны японцев. После инцидента в Маньчжурии президент Китая Чан Кайши продолжал настаивать, что японцам нужно не противоборствовать, а уступать. Отчасти это было связано с тем, что Маньчжурия не находилась в прямом подчинении Чан Кайши, отчасти – с его опасениями, что более масштабная кампания против Японии на севере страны подстегнет новые восстания коммунистов в Кантоне и по всему южно-центральному Китаю. “У японцев скверная кожа, – говорил Чан Кайши своим генералам, – а у коммунистов – скверное сердце”[30]. В результате многие подразделения Северо-восточной армии Чжана, насчитывавшей четверть миллиона солдат, получили приказ складировать оружие и оставаться в казармах. Вдобавок, несмотря на многочисленность и хорошее оснащение, войска Чжана были недостаточно подготовлены, страдали от неграмотного командования и отсутствия боевого духа. В находившейся под его командованием Северо-восточной армии было множество тайных агентов Японии, внедренных японскими военными советниками, создавшими когда-то вооруженные силы для отца Чжана[31]. За шесть недель после “Мукденского инцидента” экспедиционные войска японской Квантунской армии, насчитывавшие 11 000 солдат, оккупировали всю территорию Маньчжурии. Теперь Чжана дразнили “генералом непротивления”[32].

Агрессия Японии была предметом чрезвычайного беспокойства кураторов Зорге в Москве. А вдруг Япония, вдохновившись легкой победой в Маньчжурии, теперь возьмет курс на север и оккупирует малонаселенные и почти не защищенные дальневосточные области? Этот вопрос станет ключевым для Зорге в следующие десять лет. И не менее важную роль будет играть японец, к которому Зорге обратился за срочной информацией о намерениях его страны, – молодой журналист Хоцуми Одзаки.

Одзаки был “моим первым и самым важным сотрудником”, будет рассказывать потом Зорге своим японским тюремщикам. С момента своего приезда в Шанхай в 1928 году Одзаки установил непревзойденные связи не только в дипломатических и деловых японских кругах в Шанхае, среди чиновников Гоминьдана, но – тайно – ив КПК. Одним из главных источников связей и сплетен был Институт восточноазиатской культуры, открытый в Шанхае либеральным японским государственным деятелем принцем Коноэ в рамках налаживания связей между Японией и Китаем. Одзаки часто читал там лекции о политике в Азии. Институт был средоточием китайской молодежи с левыми взглядами, многие из них впоследствии заняли высокие посты в националистическом правительстве Китая. Одзаки также часто разговаривал