Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина - Оуэн Мэтьюз

посетили учредительный съезд филиппинской компартии, организованный Эрлом Браудером, руководителем компартии США. Пока группа Зорге залегла на дно, карательные отряды националистов прочесывали сельскую местность Цзянси. Пятеро китайских товарищей Смедли из Лиги левых писателей были казнены, по некоторым данным, их захоронили заживо[21].

Пока Смедли была на Филиппинах, Зорге закрутил роман с Урсулой Кучинской. Пустив в ход испытанную временем технику соблазнения, он приглашал ее на захватывающие прогулки на мотоцикле. “Если он рассчитывал установить между нами более тесный контакт, то был прав, – писала она в своих мемуарах. – После этой поездки я больше не испытывала смущения, и наши беседы стали более откровенными”[22]. Вернувшись в марте в Шанхай, Смедли тяжело переживала, узнав о романе между ее любовником и лучшей подругой. Гордость не позволяла ей прямо высказать все более молодой сопернице, и они вступали в ожесточенные идеологические споры. “Агнес уходила разгневанная”, – писала Урсула. А потом, через несколько часов, она “звонила как ни в чем не бывало”, и они снова были подругами. Смедли, страдавшая от ночных кошмаров и приступов депрессии, регулярно звонила Урсуле в три часа утра, просила зайти к ней и подержать ее за руку.

В то время как две его любовницы делили территорию, Зорге пытался минимизировать ущерб от непрекращавшихся арестов Гоминьданом активистов компартии. Основная трудность состояла в том, что указания Центра порвать все связи с прежней агентурой 4-го управления – и держаться подальше от разнообразных коминтерновских сетей в Шанхае – на практике были неосуществимы. В Москве разведка Коминтерна и советская военная разведка могли действовать как отдельные, и даже конкурирующие, структуры. В хаосе же шанхайского подполья жизни двух советских щпионских подразделений были безнадежно и неразрывно переплетены.

В конце весны 1931 года Шанхай вместил в себя великое множество советских организаций, каждая из которых имела прямое или косвенное отношение к шпионажу. Здесь была тайная резидентура ОМС Коминтерна; подпольное представительство Дальневосточного бюро Коминтерна (Дальбюро); представители Международной организации профсоюзов (МОП), Тихоокеанского секретариата профсоюзов, Коммунистического интернационала молодежи (КИМ), а также официальное генеральное консульство Советского Союза и советская Военная комиссия. У одного только Дальбюро был постоянный штат из девяти человек, пятнадцать явочных квартир по всему городу и бюджет на 120–150 тысяч фунтов стерлингов в год, поступавший от Западноевропейского бюро Коминтерна в Берлине, на подготовку и поддержку коммунистических кадров по всей Азии[23]. У всех этих советских товарищей были легальные прикрытия; все они встречались и открыто, и тайно с членами китайских профсоюзов, членами компартии Китая, писателями-леваками, приезжими иностранными коммунистами – и, разумеется, с европейскими единомышленниками из кружка книжной лавки Zeitgeist. Положение вещей усугубляло еще и то, что ОМС не удалось наладить с Центром нормальную радиосвязь. А это означало, что значительная часть корреспонденции между ОМС и Дальбюро фактически проходила через Зорге: ему лично приходилось ее шифровать и отдавать радисту, прикладывавшему невероятные усилия, чтобы передать сообщение азбукой Морзе во Владивосток.

Вся эта структура была шаткой и ненадежной, что подтвердилось, когда китайская полиция арестовала в Кантоне в марте 1931 года Хуана Дихуна, прошедшего подготовку в Москве агента Коминтерна, известного под кодовым именем “Калугин”. Под пытками Хуан вскоре после ареста стал называть имена других коммунистов. Последовала новая волна арестов. К середине апреля были арестованы пятеро курьеров КПК и восемь членов ЦК. Одного кандидата в члены Политбюро – Гу Шуньчжана – арестовали в Ханькоу, где он выдавал себя за уличного жонглера (фактически до вступления в партию это и было его ремеслом). Гу знал все места тайных собраний в Шанхае и был знаком почти со всеми советскими кадрами в городе, пусть те и были известны ему под сомнительными кодовыми именами. Через несколько дней Гу признался во всем, что знал. (Вероломство Гу не только не спасло ему жизни, но и послужило приговором для тридцати его родственников: партизаны-коммунисты казнили их, пощадив лишь его двенадцатилетнего сына[24].) Структура компартии Китая в Шанхае была полностью уничтожена. К концу июня свыше трех тысяч членов китайской партии были арестованы, многие были расстреляны.

Катастрофическая брешь в безопасности Коминтерна образовалась, когда 1 июня 1931 года британской полицией в Сингапуре был арестован курьер Жозеф Дюкру Лефранк, также известный как Дюпон. Полиция обнаружила при нем два листка бумаги с номером почтового ящика в Шанхае и адресом для отправки телеграмм. Шанхайская муниципальная полиция немедленно выяснила, что адрес принадлежал некоему Хилари Нуленсу, якобы преподавателю французского и немецкого. Настоящее его имя было Яков Рудник, и он отвечал в Дальбюро за связь, безопасность и размещение в Шанхае. После недельной слежки полиция арестовала Рудника и его жену Татьяну Моисеенко в коминтерновской квартире на улице Сычуань, 235. В карманах Рудника были ключи от квартиры 3 °C на улице Нанкин, где полиция обнаружила кипу секретных документов, касавшихся коминтерновских “ширм” в городе. Многие бумаги были зашифрованы. Но, к несчастью для Профинтерна, Дальбюро и всех прочих, листок с ключами шифрования оказался сложен в томиках Библии и “Трех принципов” (первого китайского социалистического лидера Сунь Ятсена), обнаруженных в той же квартире.

Из Москвы Берзин телеграфировал, что “хозяин” – кодовое имя Центра для Сталина – приказал, чтобы Дальбюро прекратило все развернутые в Шанхае операции и немедленно эвакуировало своих сотрудников. Множество сотрудников Коминтерна бежали, чтобы остаться в живых. Зорге остался единственным старшим офицером советской разведки в городе.

Полученные Зорге строгие указания Центра избегать контактов с компартией Китая и Коминтерном оказались вполне обоснованными. К несчастью для 4-го управления и для самого Зорге, в дальнейшем Центр сам проигнорировал собственные рекомендации. 23 июня руководитель ОМС Яков Миров-Абрамов обратился к Берзину с просьбой, чтобы Зорге сделал все возможное для освобождения Рудника и его жены. Опрометчиво, но, не имея иного выбора, Берзин согласился. Следующие несколько месяцев Зорге посвятил делу, ставшему известным как дело Нуленса: нанял адвокатов, координировал освещение процесса в прессе, выяснял, каким китайским чиновникам можно дать взятку, чтобы гарантировать освобождение пары.

Второпях выдуманные ОМС сомнительные псевдонимы Рудников в ходе допроса полиции трещали по швам. Сначала “Нуленсы”, стремясь воспользоваться экстерриториальным правом Бельгии в Международном сеттльменте, говорили, что являются бельгийскими подданными. После того как бельгийское министерство иностранных дел отказалось подтвердить их гражданство, дело Рудников передали в китайский суд в Шанхае. 4 августа Рудник изменил показания, назвавшись Ксавье Алоисом Бере, родившимся в Швейцарии 30 апреля 1899 года в городе Сен-Леже. Швейцарский генеральный консул тоже не был готов подтвердить подданство Нуленса, не получив особых указаний из Берна, – ив самом деле, настоящий целый и невредимый Ксавье Бере вскоре был обнаружен в Брюсселе.