Футуроцид. Продолженное настоящее - Андрей Столяров

Впрочем, Элла Карао это не слишком волнует. Жалеет он лишь о том, что верный друг Кикколао не смог отправиться в путешествие вместе с ним. Старший Кикко последние годы явно прихварывает, а громадное дело по печатанию государственных и священных книг требует твердой руки. И еще он жалеет о том, что так и не смог, как ни старался, вырваться на Рабануи. Как там живут его мать, братья, сестра? Что сказала бы Мимилао, увидев его в придворном мундире? Он даже не может бросить на остров прощальный взгляд: корабль сразу же берет резко на север, обходя опасный рифовый барьер стороной. Рабануи угадывается лишь тенью на горизонте – то ли остров, то ли иллюзия, на мгновение воплотившая жажду видеть знакомые берега?

Обо всем этом мы узнаем из его дневника. Записи в нем Элл Карао делает практически каждый день, и как раз эта, одна из первых тетрадей, в отличие от других, полностью сохранилась. Нам поэтому хорошо известно, какое впечатление произвел на него океан и какие события происходили в данной части этого удивительного путешествия.

Погода им необычайно благоприятствует. Почти месяц держится устойчивый попутный ливаль, и корабль, не требуя никаких усилий, бодро бежит вперед. Распахиваются перед ними чудеса нового мира. Меняется цвет воды: из зеленой она становится серой и чувствуется в ней невообразимая глубина. Выскакивают из волн стаи летучих рыб и, взмахивая синими крыльями-плавниками, описывают над ними круги. Трое суток во время короткого штиля опоясывает корабль огненное кольцо медуз, и матросы начинают шептаться, видя в этом зловещее предзнаменование. А однажды средь бела дня они наблюдают рощу пенных фонтанов, вырывающихся из-под воды, и неподалеку от судна всплывает рыба чудовищной величины – она втрое больше их корабля, у нее тупая плоская пасть, усеянная внутри пластинчатыми перегородками. Бьет по воде толстый хвост, скорлупка корабля опасно качается. Матросы в страхе падают на колени и возносят молитвы Великому Тангулагу. В ту же ночь они слышат ужасный продолжительный стон, как будто изнывает от неимоверной натуги сам океан, и столько в этом стоне нечеловеческой муки, что даже офицеры вздрагивают, бледнеют и хватаются за рукоятки мечей.

Однако главная угроза заключена не в этом. Опасность представляет собой бесконечная ширь океана. До сих пор рыбацкие да и боевые каноэ рисковали отдаляться от метрополии лишь на обозримое расстояние. Бывало, конечно, что суда, попавшие в шторм, странствовали среди волн по неделе и даже по десять дней. Больше никто не выдерживал: кончались запасы пресной воды. Но вот они уже целый месяц углубляются в серую пустоту, а на горизонте нет никаких намеков на приближение к Северному материку. День за днем обжигает их блеск раскаленного солнца, день за днем распахивается перед ними одна и та же однообразная водная гладь, и лишь выгнутые паруса да легкий бурун у форштевня показывают, что они все-таки движутся.

Конечно, питаться они могут рыбой, тем более что добывать ее в океане не составляет труда, но к концу месяца у них все-таки протухает вода, и – что значительно хуже – запасы ее катастрофически уменьшаются. А как знает каждый матрос, без пресной воды в море – смерть. Неудивительно, что в команде начинается ропот. Матросы ворчат и даже в присутствии офицеров высказываются, что этот проклятый океан просто не имеет конца. Нет никакого Северного материка. Они так и будут плыть, пока не попадут прямо в ад. Офицеры теперь выходят на палубу парами. Все оружие, имеющееся на корабле, перенесено в капитанский отсек. Бунт вспыхивает неожиданно. В обеденный час вдруг раздаются наверху дикие крики. А когда взбудораженный, в распахнутом кителе Элл выбегает на палубу, перед мостиком уже сгрудилась угрожающая, озлобленная толпа, в руках у матросов – багры, которые не менее действенное оружие, чем бронзовые мечи офицеров. Команда требует, чтобы судно повернуло назад. Хватит! Они не желают оказаться в аду! Напрасно капитан пытается объяснить, что за неисполнение воли Великого тханга их ждет на родине позорная казнь, и вообще с имеющимися запасами пресной воды им до Океании не доплыть. Он обращается к разуму, но разум во время бунта молчит. Матросы, испуганные до беспамятства, руководствуются лишь бушующими эмоциями. И вот уже первый багор пролетает у капитана над головой и втыкается в рубку, за стенкой которой отшатывается растерянный рулевой.

Кажется, что спасения нет. Шестеро офицеров с мечами не смогут сдержать ярость сорока человек. Элл Карао задыхается от отчаяния. Все погибло, экспедиция исчезнет в этих глухих просторах, не оставив после себя никаких следов. Великая цель не будет достигнута. Никто никогда не узнает, что с ними произошло.

Он уже готов безоружный ринуться на напирающую толпу. Лучше умереть сражаясь, чем видеть, как гибнет дело, которому он посвятил себя.

Данную секунду он будет помнить всю жизнь.

Потому что именно в это мгновение с марсовой площадки, где находится наблюдатель, раздается спасительный крик:

– Земля!..

В дневнике Элл Карао напишет, что «наверное, еще никогда разнузданная и агрессивная масса людей не превращалась так быстро в покорную и дисциплинированную силу». Как будто не было никакого бунта. Как будто не взметывались над толпой багры. Матросы мгновенно по приказанию капитана разворачивают паруса, и уже к вечеру того же дня судно подходит к покрытому пышной зеленью побережью.

И тут их ждет жестокое разочарование. Берег представляет собою мангру – фантастическое переплетение корней и древесных стволов, растущих непосредственно из воды. Промеры показывают, что глубина там – человеку по грудь, то есть до настоящей твердой земли еще достаточно далеко. Лодка же там не пройдет: ей не протиснуться сквозь первобытный ужасающий хаос.

Двое суток они осторожно движутся вдоль мангровых зарослей, двое суток с тоской взирают на пышные купы деревьев, на взметывающиеся из них громадные стаи птиц. Там – жизнь, там пресная вода, там пища – и все это буквально на расстоянии вытянутой руки. Командой вновь овладевает отчаяние. Неужели напрасны были все их лишения и труды? Неужели им суждено погибнуть в двух шагах от первозданного рая?

К счастью, третий день приносит им неожиданную удачу. Извилистые мангровые берега разрываются, перед взорами экспедиции предстает мощный водный поток, устремляющийся в океан. Радость команды неописуема. Во-первых, это запасы свежей воды – отдающая плесенью жижа, которую они зачерпывали из бочек, тут же выплескивается за борт. А во-вторых, в дельте реки обнаруживается уютная бухта – идеальное место для стоянки, защищенное от резких ветров. Гремит якорная цепь. Сразу две лодки плывут туда, где в мангре наблюдаются обнадеживающие просветы.

Правда, радость эта оказывается преждевременной. С берега доносятся крики, странные прерывистые раскаты, как будто рокочет вдали боевой барабан. Из двух посланных лодок возвращается только одна, и исцарапанные матросы рассказывают, что подверглись внезапному нападению дикарей. Ростом они человеку всего по грудь, но необычайно свирепы, проворны, ловки, мгновенно перепрыгивают с одного дерева на другое, визжат, стреляют из духовых трубок короткими, чрезвычайно острыми стрелами. Отбиться от них невозможно, они бросаются сразу со всех сторон. Одно спасение – они панически боятся воды, поскольку та, как выяснилось, кишит мелкими, но очень юркими крокодилами. Раненый матрос, упавший за борт, тут же был погребен кипением гребенчатых тел. Тем не менее матросы привозят двух подстреленных ими животных, длиннолапых, с выпученными глазами, по виду напоминающих обезьян, а также – десятка три довольно крупных, овальных, красноватых плодов, которые оказываются съедобными. В общем, здесь есть пища, вода, а корабль, стоящий посередине бухты, недосягаем для духовых трубок пигмеев.