Темные отражения. В лучах заката - Александра Бракен

«Не вздумай спросить, – приказала я себе, борясь с паникой, которая раскручивалась внутри меня из-за одного этого слова. – Не реагируй».

Клэнси отломил кусок булки и запихнул в рот. Я продолжала молчать, и уголок его рта поднялся в ухмылке.

– Если ты хочешь узнать, тебе придется заглянуть и выяснить самой. – Он постучал себя по лбу: вызов или приглашение. – Я знаю, что ты злишься, – снова заговорил парень, – из-за того, как все обернулось там, в Лос-Анджелесе.

«Термонд, – продолжало крутиться у меня в голове. Это слово проникло в меня словно вирус – на что Клэнси и рассчитывал, нечего даже гадать. – Он несколько недель находился взаперти, и получать новую информацию было неоткуда». Разве что эта информация вообще не была новой – просто карта, которую он припрятал, ожидая подходящего случая, чтобы ее разыграть.

Я ответила не сразу.

– «Сержусь» – это слишком слабо сказано.

Парень кивнул.

– Но однажды… однажды – может, пройдут месяцы или даже годы, – ты все же поймешь: уничтожить это исследование было благородным поступком, а не эгоистичным.

– Благородным? – Я снова повернулась к стеклянной стене, которая разделяла нас с Клэнси. – Отнять у детей шанс выжить и никогда не стать прежними? Ограбить их, лишив единственной возможности воссоединиться с семьей и вернуться домой – это для тебя благородство?

– А ты этого хочешь? Я-то думал, ты зациклилась на том, чтобы успеть освободить Термонд, – бросил Клэнси, изучая виноградину. – Это фермерские?

Я повернулась и быстро зашагала к двери, стараясь не бежать.

– Руби, послушай меня. Лекарство – это еще один способ контролировать нас, отнять у нас возможность самим принимать решения. Ты же переправила материалы исследования сюда? И что дальше? Разве тебе дали хотя бы взглянуть на них? Знаешь ли ты, где они сейчас?

Мои руки сами сжались в кулаки.

– Это же не волшебное исцеляющее средство. Лекарство не сотрет из нашего сознания память о том, кем мы являемся. Даже если не случится побочных эффектов, мы будем обречены на то, чтобы ждать, наблюдать, молиться, что эти способности не вернутся к нам снова. Скажи мне, – сказал Клэнси, подтянув под себя ноги и по-турецки устраиваясь на койке. Я молча наблюдала, как он барабанит пальцами по колену. – Узнав о том, что существует лекарство, агенты стали относиться к вам по-другому?

В воздухе повисла тишина. Он улыбнулся.

– То, что они пытались провернуть, вообще не связано с вами. Может, вам говорили что-то иное, чтобы вы их слушались, чтобы завоевать ваше доверие, но исполнять обещания никто не собирался. Даже Стюарт.

– Единственный человек, которому мне не следует доверять, – это ты.

– Чего бы вы ни пытались добиться отсюда, – Клэнси понизил голос, – соберите на свою сторону столько детей, сколько получится. Пусть они идут за тобой и доверяют тебе, а не кому-то из взрослых. И если взрослые хоть когда-то начнут видеть в тебе больше, чем полезное оружие, считай, что повезло.

– Конечно, это же так просто – найти детей в укрытиях, которые разбросаны по всей стране?!

– Я могу помочь тебе выследить тех, кто сбился в группы и кочует с места на место. Ты можешь их обучить, научить защищаться. Развязка уже близка, и если ты их не найдешь, они пополнят собой список сопутствующих потерь.

Я скрипнула зубами, но не успела ответить, как Клэнси заговорил снова.

– Забудь о взрослых, Руби. Веди за собой детей. Заставь их полюбить тебя, и они будут навечно верны тебе.

– Заставить их полюбить меня, – повторила я, ощутив новый приступ гнева.

– Не все в Ист-Ривере было ложью, – сухо заметил он.

Но все важное, что происходило там, каждое воспоминания о том месте, было отравлено мерзким прикосновением его черной силы. То, как он изучал меня, сидя напротив у костра… Как обходил любую защиту в моем сознании… То, как эти дети, эти малыши, смотрели на него с обожанием и преклонением. Меня пробрала дрожь. Комната внезапно показалась мне слишком маленькой и слишком холодной. Я не могла больше здесь находиться и выслушивать тошнотворную чушь, которую он выливал на меня.

Выключив в коридоре свет, я набрала кодовый замок. А голос Клэнси плыл ко мне через темноту, продолжая звучать словно отовсюду одновременно.

– Когда ты будешь готова взять на себя ответственность и действительно начать что-то делать, дай мне знать. Я буду ждать здесь.

И судя по тому, что я увидела, когда оглянулась на Грея в последний раз, именно здесь он и хотел быть.

Коул не произнес ни слова, пока мы не вышли в коридор и между нами и сыном президента не оказалось несколько дверей. И все равно он казался погруженным в собственные мысли, его светлые брови сошлись на переносице, а руки были скрещены на груди.

– Ты слышал, что сказал Клэнси? – уточнила я.

Он кивнул.

– Через маленькую решетку под наблюдательным окном.

– До того, как нас атаковали, ты не слышал ничего нового о Термонде? – спросила я. – По штаб-квартире не гуляли никакие слухи?

– Я-то надеялся, ты поняла, что он имел в виду, – ответил Коул. – Я изучу этот вопрос.

Дети тянулись в бывшую комнату отдыха, ту, что слева от лестницы – там накрыли ужин. Коул явно хотел смыться в бывший кабинет Албана, но я поймала его за руку.

– Мы собираемся обсудить план насчет лагерей?

– Не сегодня, – он помотал головой. – Мы еще ждем прибытия минимум двух машин, и я хочу сделать несколько звонков по старым контактам насчет продовольствия. Самое важное сейчас – обустроить это место. Если не сможем обеспечить детям чистую одежду и горячую еду, кто поверит, что мы вообще на что-то способны. Я попросил кое-кого из Зеленых подумать о стратегии: как бы они провернули нападение на лагерь. А еще мы все должны отдохнуть. Потому что скоро все начнется.

Махнув мне рукой, Коул скрылся за дверью, которая вела в другой коридор. Я тоже помахала ему в ответ и двинулась на запах соуса для спагетти – в комнату отдыха, где аккуратными рядами были расставлены складные столы и стулья. Откуда-то взялся и маленький радиоприемник. Его поставили на потертый бильярдный стол, который не забрали – какая щедрость! – агенты. Рядом с приемником обнаружились два больших стакана со столовыми приборами и удручающе низкая стопка бумажных тарелок.

Прошло всего несколько часов, и Ранчо начало казаться… чистым. По коридорам нижнего этажа гуляло эхо от грохота стиральных машинок и сушилок, которые, кажется, работали весь день. Я вдруг увидела, что плитки пола выглядят скорее белыми, чем желтыми. И когда я вошла в ванную, чтобы сполоснуть лицо, на коже не остались брызги ржавой воды. Пахло хлоркой. Чистящими средствами. В этом было что-то… почти домашнее.