Imprimatur - Рита Мональди

Аббат умолк, давая мне возможность самому прийти к какому-нибудь заключению. Но я ни бельмеса не понял в том, что услышал, слишком уж много всего обрушилось на мою бедную голову – и удар, и арифметические расчеты.

– К чему было терять столько пространства? – продолжал он, видя, что ждать от меня озарений не приходится. – Почему было не сделать чулан попросторнее? Нам тут и вдвоем-то тесно.

Я, в свою очередь, спустился на площадку третьего этажа, с наслаждением вдыхая вольный воздух, вливающийся в открытое окно. И от изумления разинул рот. Так и есть: свет масляной лампы, проникающий из зарешеченного окна чулана наружу был удален от внешней стены, ясно вырисовывавшейся в лунном свете. Дотоле я никогда не обращал на это внимания, слишком занятый днем и слишком усталый в ночное время, чтобы позволить себе праздно торчать у окна.

– А знаешь, как это объясняется, мой мальчик? – спросил аббат, стоило мне вернуться в чулан.

И, не дождавшись ответа, просунул руку между полками с утварью, жадно ощупывая стену, на которой они висели. Пыхтя, он попросил меня подсобить ему передвинуть кое-что из мебели.

Это было не таким уж сложным делом. Когда же нашим глазам предстали контуры двери, сколоченной из досок и закопченной от грязи, аббат, сдается мне, ничуть не удивился.

– Ну, что я говорил! – довольно крякнул он и без страха толкнул обветшалую дверь, которая заскрипела на петлях.

Первое, что я ощутил, было дуновение влажного и холодного воздуха. Под нами зиял черный провал.

– Вот куда он, оказывается, делся, – промолвил я.

– Я тоже так думаю, – с недоверием поводя носом, отозвался аббат. – Проклятый чулан не без двойного дна. Пойдешь первым?

Ответом ему было мое красноречивое молчание.

– Что ж, все всегда приходится брать на себя, – потрясая лампой и готовясь переступить порог, проворчал Атто.

Не успел он окончить фразы, как уже повис в черной дыре, Ухватившись за ветхую дверь.

– На помощь, скорее!

Мелани чуть не свалился в колодец, что могло закончиться весьма плачевно. Только благодаря невероятному проворству удалось ему ухватиться за дверь и повиснуть на ней над черной бездонной дырой. Когда же с моей помощью он выкарабкался, случилось новое несчастье – из рук аббата выскользнула и улетела в темное жерло лампа. Что было делать? Не оставаться же в кромешной тьме. Я отправился за лампой в свою комнату, которую предусмотрительно запер на ключ. Пеллегрино спокойно похрапывал, на свое счастье не догадываясь, что творится в его заведении.

Атто едва дождался моего возвращения, горя нетерпением спуститься в колодец. Для своих лет он проявил поразительную ловкость. Мне еще предстояло удостовериться, какой силой духа, лишь временами прорывающейся наружу, он обладает.

Собственно, этот разверзшийся под нами провал не был колодцем, в чем мы незамедлительно убедились, осветив его лампой. В его каменные стены было вделано несколько металлических скоб, которые можно было использовать как ступени. Не без опаски спустились мы по ним и очень скоро достигли дна – выложенной кирпичом площадки. Перво-наперво оглядевшись, мы обнаружили, что с этой площадки берет начало спуск под землю в виде каменной, с широкими ступенями лестницы. Склонившись над ней, мы попробовали определить, как далеко она ведет.

– Мы все еще находимся под чуланом, мой мальчик, – обнадежил меня мой спутник.

Я подал голос, но он больше напоминал писк: я был бы рад воспрянуть духом, но что-то не получалось.

Мы молча двинулись вперед. Спуску не было видно конца, стены, ступени, свод – все покрывал тонкий налет грязи, что делало наше продвижение вперед рискованным. Потом лестница изменилась: вырубленная в известковом туфе, она стала очень узкой и опасной. Мы тяжело дышали – верный признак того, что находились под землей.

Вскоре мы оказались у входа в мрачную и враждебно пахнувшую на нас галерею, прорытую во влажной почве. Нашими единственными спутниками были гнетущая тишина и спертый воздух. Сердце захолонуло от страха.

– Вот куда провалился наш похититель, – пробурчал себе под нос Мелани.

– Отчего вы говорите так тихо?

– А вдруг он где-то поблизости. Я хочу схватить его, а не самому попасть в его лапы.

Но ни поблизости, ни дальше мы никого не встретили. Идя по галерее, аббату приходилось пригибать голову из-за низкого и неровного потолка, если его можно было так назвать. Глядя на то, как легко я вышагиваю впереди него, он бросил:

– Впервые завидую тебе, мой мальчик.

Идти было неудобно из-за попадавшихся под ноги камней и кирпичей. На протяжении тех нескольких десятков канн, которые мы миновали, аббат не переставал удовлетворять мое любопытство.

– Этот ход был сооружен для того, чтобы можно было тайно добраться до отдаленных уголков города.

– Не во время ли эпидемий чумы?

– Думаю, задолго до них. Подобные ходы всегда полезны в городе. Возможно, он послужил какому-нибудь римскому патрицию для неожиданного нападения на противника. Римские рода всегда ненавидели друг друга и бились не на жизнь, а на смерть. Когда ландскнехты разорили Рим[52], некоторые княжеские рода помогли им добить поверженный город, чтобы разделаться с соперниками. В начале наш постоялый двор был притоном для убийц и разбойников, содержавшимся на средства Орсини, которым в округе принадлежали многие здания.

– А кто проделал этот ход?

– Взгляни на стены. – Аббат поднес лампу к стене. – Они из камня и, судя по кладке, очень древние.

– Такие же древние, как катакомбы?

– Отчего бы и нет. Мне известно, что в последние десятилетия один ученый священнослужитель исследовал подземный Рим и обнаружил и зарисовал множество могил, останков святых и мучеников. Вне всяких сомнений, под зданиями и площадями иных кварталов проложены подземные галереи, относящиеся частично к временам древнего Рима, а частично и к более поздним временам.

Пока мы шли узкими галереями, аббат не отказался от своей страсти к повествованию, несмотря на то что ни время, ни место к тому не располагали. Своим мелодичным голосом он поведал мне, что с незапамятных времен в Италии в изобилии имеются тайные ходы, проделанные в скалах или земле, задуманные для того, чтобы можно было выбраться из осажденного города, или для того, чтобы служить местом встреч для членов тайных обществ, заговорщиков и даже любовных свиданий, таких, например, как свидания Лукреции Борджии и ее брата Чезаре с их многочисленными возлюбленными. Следовало massime [53]опасаться потайных галерей, ибо залогом их безопасности было соблюдение тайны, которая порой стоила жизни тем, кто был с ней знаком; кроме того, они были напичканы ловушками: чтобы обмануть чужаков, делались дополнительные ходы, не имевшие выходов, заградительные приспособления, управляемые скрытыми механизмами.