Та, которой нет - Маша Ловыгина

близость сводила с ума. От собственных мыслей и предположений кидало то в жар, то в холод. Какой он в своем желании? Почему Стася вела себя подобным образом в свой последний вечер в ресторане? Почему отвергала его своей холодностью, а он, словно щенок, заглядывал в ее глаза в поисках ответного чувства?

Как только они вошли в темный холл, такой огромный, что эхо отозвалось шумом их шагов, Влада прислонилась к стене. У нее сбилось дыхание, и закружилась голова.

«Почему он молчит? Отчего не скажет, что делать? Я согласна на все…»

Влада ждала, что Бархатов включит свет, но он молча подошел, провел рукой по ее волосам, а затем обхватил ее лицо ладонями. Она не видела его глаз в этот момент — темнота стала ей другом. Так даже проще…

Он склонился и провел губами по ее щеке. Стал расстегивать пуговицы пальто. Движения его были резкими, сумбурными, даже злыми…

Не в силах противостоять собственному желанию, Влада притянула его за шею и стала жадно целовать, попадая то в подбородок, то в нос, то в щеки. Растягивала это удовольствие, наслаждаясь близостью и шершавостью его кожи.

Бархатов же целовал грубо, время от времени больно прикусывая ее нижнюю губу. В нем не было ни капли нежности, и в то же время, эта его настойчивость сражала наповал. Ей даже стало нравиться подобное, хоть она и рассчитывала на нежную прелюдию. Следовало признать, что все ночные фантазии с участием Бархатова совершенно не отвечали его темпераменту. Что ж, на то они и фантазии, чтобы не перекликаться с реальной жизнью. Важным было лишь то, что внутри нее вдруг возникло ответное желание…

Он стащил с нее пальто, откинул куда-то в сторону, почти рывком содрал пиджак, обхватил руками бедра, засунув большие пальцы за пояс.

— Я же просил тебя не носить брюки, — прошептал в ухо, зарываясь носом в ее волосы.

Влада вздрогнула, но Бархатов уже снимал их с нее вместе с бельем, и она снова отдалась в плен его рук. Расстегивала его рубашку, целовала плечи и грудь, постепенно теряя связь с реальностью. То, что все это происходило в прихожей, уже не волновало. Но Бархатов вдруг остановился, затем так же, в темноте, потащил ее в комнату.

Она не могла рассмотреть, что внутри этой комнаты — шторы были задернуты. Почувствовала лишь угол дивана, когда уперлась в него голенью.

— Протяни руки, — раздался над ней голос Бархатова.

23

Он соединил ее запястья и чем-то туго перетянул. Кажется, это был его галстук — холодная скользкая лента вызвала волну мурашек по всему телу. Сознание балансировало на тончайшей грани: оказаться вот так перед ним — голой и связанной — было одновременно и сладостно, и страшно. Темнота, окружавшая их, стала союзником, стыд отступал перед желанием. А ей хотелось, безумно хотелось этого до такой степени, что сердце готово было выскочить из груди, каждый нерв был словно оголенный провод, и кровь бурлила, заставляя жадно хватать ртом воздух.

Глаза немного привыкли, и очертания предметов стали отчетливее проступать во тьме. Большая гостиная или столовая… Мягкое покрытие с длинным ворсом под ногами. В своих фантазиях она представляла себе атласные простыни в уютной спальне, нежные поцелуи и жаркие объятия, слова любви и теплое дыхание. Но ни галстук, ни то, что последовало за ним, она не могла представить даже в самых изощрённых фантазиях.

Бархатов повернул её к себе лицом и нажал на плечи, заставляя опуститься на колени. Она подчинилась, опершись спиной в диван и прижав влажные ладони к обивке. Кирилл содрал с себя рубашку и отбросил ее в сторону. Выдернув ремень из шлёвок, он протащил его на всю длину между пальцев, затем сделал петлю. Когда он затянул ее на шее Влады, она почувствовала, как холод коснулся не только её кожи, но и проник гораздо глубже, в самое нутро.

Дыхание моментально сбилось. Страх, засевший до этого где-то на задворках сознания, моментально растекся по всему телу, заставляя пульсировать каждую клетку. Резкий взмах руки Бархатова, и ей пришлось податься вперед, к нему, чтобы наконец полностью оказаться в его власти. Она услышала звук разъехавшейся молнии, и вздрогнула, когда его рука притянула ее за затылок.

Всё это было неправильно.

Стоило сказать об этом Бархатову раньше. Прежде, чем она оказалась перед ним на коленях. Перед глазами мелькали желто-красные всполохи, по щекам непроизвольно текли слезы, в висках шумело, но Бархатов не обращал на это никакого внимания. Ухватив ее за волосы, он контролировал, не давая вывернуться, и при этом не издавал ни звука.

— Не могу… — прохрипела она. Пытаясь отклониться, ухватилась за ремень и стала дергать за него, делая себе только хуже.

Ей удалось вырваться. Словно тряпичная кукла, она осела на ковер. Но Бархатов поднял ее и опрокинул спиной на диван.

— Прекратите… пожалуйста… — задыхаясь, произнесла она.

Но Бархатов будто не слышал её. Его пальцы оказались внутри ее тела — вот так просто, обозначая свою власть над ней. От этого прикосновения Владу словно прошило током и выгнуло дугой. Руки налились тяжестью, мышцы пронзило тысячью иголок.

— Кирилл… пожалуйста… не… Ах!

Она не смогла бы объяснить это ошеломляющее чувство — ее тело распадалось на миллиард осколков и теперь не принадлежало ей.

Наверное, она кричала. Сознание короткими всполохами вдруг возвращалось к ней, но в какой-то момент она вдруг отчётливо поняла, что тот Бархатов, которого она любила, остался где-то там… там… Казалось, что еще несколько секунд, и она потеряет сознание, захлебнется собственным беззвучным криком, но вдруг услышала над своей головой:

— Стася… девочка моя…

…Бархатов сразу ушёл, а она не остановила его. Сквозь пульсирующий гул в ушах сидела и слушала его удаляющиеся шаги, при этом чувствовала себя так, будто ее вывернули наизнанку. Тело ещё звенело отголосками пережитого, судорожно вздрагивало, будто она не могла