Четвертое июня. Пекин, площадь Тяньаньмэнь. Протесты - Джереми Браун

изменениям, поэтому студенты в 1989 году решились на голодовку. Они шли маршем, заявляли о своих требованиях, создавали независимые организации и пытались управлять ими на основе демократических принципов. Но система оставалась прежней. Неудивительно, что многие стремились к более радикальным протестам.

Еще один сценарий «а что, если» в мае 1989 года, обеспокоивший как студентов, так и лидеров партии, подразумевал продолжение голодовки. Что радикальнее голодовки? Самосожжение. Как развернулись бы события, если бы протестующие подожгли себя на площади Тяньаньмэнь? Такая мысль заботила умы людей в то время.

15 мая к Чай Лин подошел студент из Нанкина по имени Ли Лу, он был одним из немногих студентов не из Пекина, который стал лидером протеста в столице. Ли не ожидал, что голодовка окажется неэффективной. По словам Чай, Ли так оценивал сит уацию:

Если правительство готово стоять в стороне и смотреть, как жизнь студентов угасает, тогда мы должны пойти на более жесткие меры. Чтобы заручиться поддержкой народа, оказать давление на правительство и предотвратить гибель бастующих студентов, нам нужны лидеры, которые поднимутся и будут готовы сжечь себя заживо, как тот студент во время Пражской весны [Chai 2011: 147].

Предположительно Ли имел в виду Яна Палаха, поджегшего себя в январе 1969 года в Праге, чтобы вдохновить соотечественников на сопротивление военной оккупации Советского Союза. Немедленной реакцией Чай на предложение Ли Лу был ужас: ее тетя погибла в огне, и она боялась такого конца. Но чем больше она думала об этом, тем больше понимала, что Ли Лу был прав. «Если моя смерть спасет других, то так тому и быть» [там же]. Слухи о неизбежности самосожжения распространились 15 мая. Чжан Боли из Пекинского университета бросился к площади, «чтобы отговорить их от этой безумной идеи» [Zhang 2002: 41]. Кто-то сказал Фэн Цундэ, что «Чай Лин объявила, что подожжет себя. Пусть смерть одного человека спасет сотни тысяч жизней участников голодовки». Фэн отчаянно пытался найти свою жену. Когда наконец нашел, Чай рассмеялась и сказала, чтобы он не беспокоился, момент уже упущен [Фэн 2009: 312]. В тот же день сообщения о возможном самосожжении дошли до Ли Пэна во время банкета с Михаилом Горбачевым.

Если бы Чай Лин или другие студенты подожгли себя, что изменилось бы в Пекине? 7 апреля 1989 года в Тайбэе издатель Чэн Нан Чжун (также известный как Нейлон Чэн) покончил собой, совершив самосожжение в офисе. Чэн выступал за свободу слова во время военного положения на Тайване, издавая запрещенные журналы.

Цзян Цзинго в июле 1987 года положил конец четырем десятилетиям военного положения в Китайской Республике, показав, что диктатор может уступить власть без давления снизу, а бывшая авторитарная партия – Гоминьдан – может стать участником борьбы за власть в рамках многопартийной системы. Но демократизация шла медленно. В конце 1980-х активность Чэна не нравилась властям. В 1989 году правительство приказало его арестовать – за публикацию проекта конституции Независимой Республики Тайвань. Чэн Нан Чжун заявил, что не позволит Гоминьдану арестовать себя, партия сможет забрать лишь его мертвое тело [Esaray 2018].

Самосожжение Чэна стало ключевым в демократическом движении Тайваня. 7 апреля на Тайване отмечается День свободы выражения мнений, желающие могут посетить офис Чэна – все еще обгоревший, он относится к Фонду свободы Нейлона Чэна и Мемориальному музею. Несмотря на то что день поминовения Чэна совпал с обсуждением Чай Лин и Ли Лу эскалации протестов путем самосожжения в Пекине, Чай и Ли, казалось, не знали о том, что происходит на Тайване, а за вдохновением обратились к Пражской весне. 19 мая 1989 года – канун введения военного положения в Пекине – был также днем похорон Чэна в Тайбэе. Когда процессия приблизилась к зданию президентского офиса, демократический активист Чань Ихуа поджег себя [Чань Ихуа цзянцзе].

Если бы объявившие голодовку студенты сожгли себя на площади Тяньаньмэнь, одним из возможных результатов было бы усиление и расширение демократического движения, как это произошло на Тайване. Но самосожжение могло иметь в Пекине и обратный эффект, предоставив властям возможность трактовать самоубийство путем самосожжения как проявление экстремизма. Так, в январе 2001 года в совершенно других политических условиях пропагандистам КПК удалось использовать предполагаемое самосожжение на площади Тяньаньмэнь пяти адептов Фалуньгун, чтобы убедить сотни миллионов телезрителей в том, что Фалуньгун – опасная секта, которую необходимо запретить[24]. Если бы в 1989 году студенты пошли на самосожжение, этот акт, возможно, не был бы столь эффективным в привлечении общественного сочувствия, как групповая голодовка.

* * *

Если бы Чай Лин 15 мая 1989 года решилась на акт самосожжения, это могло бы изменить ход событий. В 1989 году причиной волнений и расправ могли стать и менее значимые факты. Луиза Лим рассказала мне, что один из тех, у кого она брала интервью во время работы над книгой «Народная Республика Амнезии», был убежден, что самым важным моментом весны 1989 года было решение Оркеша надеть больничную пижаму, когда он встретил Ли Пэна 18 мая. Интервьюируемый сказал Лим, что одежда и тон Оркеша во время обмена мнениями, который транслировался по всему Китаю, были слишком неуважительными и дали Ли Пэну преимущество в разговоре с протестующими. Очень сложно представить, что пижама стала причиной расправы. Я рассматриваю это как обвинение в адрес жертвы. Вид Оркеша, заявления его и других протестующих о том, что они останутся на площади, не могли ни вызвать, ни предотвратить применение правительством силы.

В конце мая 1989 года некоторые активисты и официальные лица настаивали на беспрецедентном политическом вмешательстве, которое могло быть более значимым, чем пижама в Большом зале народных собраний. Они пытались заставить представителя Большого зала – Всекитайское собрание народных представителей (ВСНП) – вести себя как настоящий законодательный орган и проголосовать за отмену военного положения. А если бы ВСНП проявило активность? В конце мая и начале июня сторонники продолжения протестов хотели оказать давление на правительство в преддверии 20 июня – дня заседания Постоянного комитета ВСНП. Они надеялись, что совместное письмо, подписанное 57 членами Постоянного комитета ВСНП с призывом к экстренному совещанию «для разрешения серьезной ситуации правовыми и конституционными средствами», будет способствовать отмене военного положения и отставке Ли Пэна [Brook 1992: 82, 83].

21 мая, после того как Чжао Цзыян был отстранен, но формально находился в должности, он сам предпринял последнюю попытку активизировать ВСНП. Чжао поговорил с Янь Минфу, заместителем председателя ВСНП Пэн Чуном, членом Постоянного комитета Политбюро Ху Цили и заместителем председателя У Сюэцянем о скорейшем проведении совещания Постоянного комитета ВСНП. Ван Ли, председатель Постоянного комитета ВСНП, был ключевой фигурой, но он с 12 мая 1989 года находился с официальным визитом в Канаде и США. Чжао попытался отправить Вану телеграмму с рекомендацией прервать поездку, но Ли Пэн отправил отдельную телеграмму, в которой просил Вана пока не возвращаться [Pu & Chiang & Ignatius 2009: 33]. 25 мая Ван Ли изменил свой маршрут и приземлился в Шанхае, а не в Пекине, Цзян Цзэминь проинструктировал его. 27 мая Ван выступил с заявлением, в котором говорилось, что военное положение является законным и совершенно необходимым для «решительного обуздания беспорядков и быстрого восстановления нормальной жизни»[25].

Протестующие уже почти и не надеялись, что ВСНП или Ван Ли смогут осуществить конституционный контроль при объявлении военного положения или смещении Чжао Цзыяна. Оба эти действия противоречили Уставу КПК