Кто-то третий - Николай Иванович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам же старик по слабости зрения передвижений Васи Шило видеть не мог. Вот когда компания шумная у Васи собиралась, тогда другое дело.
— Они ведь, охальники, женщин привозили, а те как начнут визжать, так увидеть не увидишь, а представление, чем эти безобразницы во дворе занимаются, все равно имеешь, — пожаловался старик.
— Ну, а звук подъезжающей машины могли же услышать? — задал Лев наводящий вопрос.
— Машины здесь постоянно катают, за всеми не уследишь, — пожал плечами старик. — К одному Ваське по пять штук, бывало, наезжало.
— Может, вспомните, когда к его двору в последний раз машина приезжала?
— Не помню, милок, не серчай на старика, — затряс головой сосед и вдруг добавил: — А ты к Миньковым сходи. Старший Миньков жук еще тот, у него труба подзорная в чехол раз в год попадает. Все остальное время он ее на каждый дом наводит и за людями подглядывает.
— А где Миньковы живут?
— А на опушке. Пойдем, покажу.
Старик вывел Гурова на крыльцо, ткнул пальцем в сторону леса:
— Вон труба торчит, видишь? Это дом Миньковых и есть. Баба у него зловредная, сразу так в дом не пустит, а ты перед ней «ксивой» потряси, она и остепенится, — поучал он. — Да с Миньковым про трубу не заговаривай, не признается. Похвали его за бдительность да за любовь к порядку, тогда он сам тебе все, что знает, выложит.
— Спасибо за науку, — поблагодарил Лев. — Пойду, попытаю счастья.
— По двору пройди, там в заборе дыра, выведет на опушку. Да меня, смотри, не сдавай. Баба у Минькова просто мегера, со свету меня потом сживет, — предупредил старик и ушел в дом.
Гуров обошел двор старика, нашел в заборе дыру, которая вывела его к лесу. К дому Миньковых вела еле заметная тропка, по ней он и направился. Еще на подступах к дому его остановил окрик:
— Куда прешь, мудила? У меня дробовик, и чужаков я не жалую.
Голос звучал откуда-то сверху и, однозначно, принадлежал женщине. «Так! Вот и мегера, — догадался Лев. — И как, скажите на милость, «ксивой» перед ее носом трясти?» Он остановился, рука потянулась к нагрудному карману, но удостоверение достать не успел, так как новый окрик прозвучал и ближе, и агрессивнее:
— Эй, куда ручонки суем? А ну, руки по швам, отстрелю, к едрене матери, кисть, будешь до конца дней своих крючком задницу подтирать!
«С нее станется, и отстрелит, — промелькнуло в голове. — Да, подставил тебя старик, Лев Иванович, однозначно подставил. Сидит, небось, у окна и спектакль смотрит, который ты по его заказу играешь». Как быть в такой ситуации? Отступать стыдно, идти напролом — глупо. Вот и думай, каким образом на посмешище себя не выставить и на дробь не нарваться. Благо опыта полковнику не занимать, не в таких переделках за годы службы оказывался. Горло прочистил и в тон агрессорше закричал:
— Препятствовать следствию? Законов не знаем? Статья двести девяносто четыре УК РФ: «Воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования наказывается штрафом в размере двухсот тысяч рублей, либо принудительными работами сроком до двух лет, либо арестом на срок до шести месяцев, либо лишением свободы…»
— Хорош воздух сотрясать! — послышалось в ответ. — Кто тебе препятствует? Иди к Ваське, там и расследуй.
— Значит, все же в курсе, что в доме Василия Шило совершено преступление? Отлично, отлично, так и запишем, — продолжал игру Гуров.
— Куда запишешь-то, от страха рук поднять не можешь, — хмыкнула женщина.
— Современные тенденции в работе правоохранительных органов изучать нужно, гражданка, — назидательно произнес Лев. — Теперь для этого бумага не нужна, все фиксируется на диктофон. И оскорбление представителя власти при исполнении служебных обязанностей в том числе. Свой штраф на тысячу рублей вы уже заработали, хотите продолжить?
— Ладно, тащи свой тощий зад сюда, — пошла на уступки аргессорша. — Там разберемся, кто кого оскорблял.
Гуров медленно двинулся дальше по тропинке. Шагов через десять из-за дерева вышла бабенка лет пятидесяти, в камуфляжном костюме, с дробовиком наперевес и с «беломориной», зажатой гнилыми зубами. Стараясь не подавать вида, насколько удивлен, он поравнялся с полуженщиной полумужиком и поздоровался кивком головы. Та кивнула в ответ.
— Удостоверение предъявлять? — спросил Лев.
— На слово верю, — усмехнулась женщина. — Давай по старинке знакомиться. Мария Степановна Минькова, хозяйка этого леса.
— Полковник Гуров, Лев Иванович. Московский уголовный розыск. Пройдемся, Мария Степановна?
— Отчего же не пройтись? Пойдем, милок, а то у Романыча зенки повылезут, — снова усмехнулась она.
— Романыч — это ваш муж?
— Нет, это тот остолоп, что тебя ко мне на растерзание отправил, — рассмеялась Минькова. — Муж мой дома сидит, хотя зенки от любопытства тоже вылезти в два счета могут. От трубы своей проклятущей не отлипает.
— От трубы? — Лев сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Брось, полковник, тебе ж Романыч слил моего чудака, потому ты сюда и притащился. Да не смущайся, об этом весь поселок знает. Чудит мой благоверный на старости лет, а по мне, так пусть чудит. Сидит себе у окна, в трубу пялится, зато не пьет.
— Это верно, труба намного безопаснее алкоголя, — согласился Гуров. — Значит, о чем речь пойдет, тоже знаете?
— Как не знать? Мы хоть и в лесу живем, за событиями в поселке следим. Ваську Шило «замочили», а вы хотите узнать, кто это сделал. Верно я излагаю?
— Верно, Мария Степановна. Помочь сможете?
— Старика попытаем, может, что и знает, — пожала плечами Мария Степановна. — Только вы на него не сильно давите, он у меня с чудинкой. Может набычиться, и тогда из него клещами ничего не вытянуть.
«Какова жена — таков и муж», — подумал Гуров, но промолчал. До дома Миньковых дошли молча. Так же молча прошли во двор, поднялись на второй этаж, где у окна, выходившего в сторону улицы, сидел дряхлый старик. Лев аж в дверях остановился, настолько был поражен контрастом между мужем и женой. Мария Степановна хоть и выглядела по-мужицки, но вид имела крепкий и годами была куда моложе супруга. Он же казался настоящей развалиной. Руки трясутся, с подбородка слюна стекает, а глаза точно пленкой заволокло.
— Что, красавчик? — перехватила взгляд полковника Мария Степановна. — Красавчик. Так бывает, милок. Поженились мы лет тридцать назад, тогда разница в два десятка лет не особо смущала. Мне двадцать, ему сорок,