Роль грешницы на бис - Татьяна Гармаш-Роффе

Она практически выдернула букет из рук Киса и надела на лицо голливудскую улыбку. К ним приближалась супружеская пара. Высокий мужчина с роскошной седой гривой – Катя была настолько на него похожа, что он мог оказаться только ее отцом. Рядом с ним шла молодая красотка, на глаз едва ли на пару-тройку лет старше самой Кати.

Алексею вдруг стало любопытно: что за игру затеяла девчонка? Он остановился, поджидая пару. Рукопожатия, поцелуи, знакомство. Молодая особа, которую Катя называла «мамочкой» (пластические операции? Сколько же ей лет на самом деле?), кокетливо представилась: «Ада». – «Павел, – энергично тряхнул его руку импозантный мужчина. Идемте? Тут недалеко».

Оказалось, что ужин намечался в ресторане. Кис ничего не понимал, но уже шел, вовлеченный в чужую интригующую игру.

За ужином после первых тостов Катя вдруг встала и громко, на весь зал, объявила голосом примерной девочки:

– Мамочка-папочка, я выхожу за Алексея Андреевича замуж!

Кис мысленно охнул от такого поворота в сюжете. «Мамочка», похоже, очень развеселилась при этом заявлении. Отец, однако, помрачнел.

– Тебе не рано ли? – хмуро спросил он.

– Я половозрелая и дееспособная девица, папочка. Что хочу, то и делаю, – ангельским голоском проговорила Катя.

«Мамочка» тут же живо накинулась на Киса с вопросами: чем занимается? Как зарабатывает? Готов ли к супружеской жизни? Любит ли Катю? Был ли женат раньше? Есть ли дети? И вообще, сколько ему лет?

Кис ответил, и вот тут воцарилась тишина.

Павел положил свои приборы и отодвинулся от стола.

– Выйдем, Катя. Мне надо с тобой поговорить.

– Зачем выходить, папочка? – похлопала ресницами Катя. – Говори здесь, у меня от Алексея Андреевича секретов нет!

– Ну что ж, – процедил папа сквозь зубы, – здесь так здесь. Ты что затеяла?

– Замуж я затеяла, – ответила Катя невинно. – А что?

– За кого замуж? Ты рехнулась? Мало того, что какой-то сыщик, бывший мент, так он же еще ПОЧТИ НА ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СТАРШЕ ТЕБЯ!!!

– Правда? А это что, нехорошо, папочка? Твоя жена моложе тебя почти на тридцать – это хорошо? Это нормально, что ты женишься на бабенке, которая тебе уж не то что в дочки – во внучки годится? В романах своих говенных ты о таком не писал, ты все трудовых морщинистых крестьянок с заскорузлыми руками воспевал! Бесполо-высоконравственных! Отчего ж ты не женился на бесполых, морщинистых и заскорузлых? Это же твой идеал, папик! Или у тебя на них не стоит? Тебе наманикюренные когти Адочки подавай, да? Ее нетрудовое, холеное, молодое тело? Ее пухлый, низконравственный ротик? А я тебе скажу: это ты народу залепуху лепил, чтоб партийность литературы соблюсти и пробиться к кормушкам Союза писателей! А теперь, когда партийность отсохла, как болячка, ты совсем, бедный, растерялся! Больше тебе не у кого заслуживать репутацию, только у читателей! А они, сволочи такие, ни за что твою бездарную деревенскую писанину читать не хотят! Они ведь точно как ты: и если им дерьмо и нравится, то не твое, высоконравственно-морщинисто-бесполо-ублюдочное, а красивое, сексуальное и безнравственное, прямо как твоя Адочка! Но они, по крайней мере, не лицемерят!

Катин голос возрос до крика, посетители ресторана уже оборачивались на их столик, официанты посматривали в их сторону с боевой готовностью вмешаться, если дело дойдет до битья посуды и морд.

– Значит, тебе неприятно, что меня трахает мужик, – внятно и громко выговаривала слова Катя, – который мне в отцы годится, да? Дочурочка, собственность, кровиночка – как же так, ее нежное девичье тело будет лапать старческая рука?! (Кис при этих словах почти обиделся – вовсе не старческие у него были руки, и еще весьма далеко до этого!) Обидно, да, папулик?! А вот, посмотри!

С этими словами Катя распахнула свою, почти мужскую, рубашку, под которой довольно неожиданно обнаружилась весьма женская и приятная на вид грудь, и, ухватив ладонь Алексея, с размаху засунула ее себе в лифчик.

– А я вся в тебя, папуля! Как ты, так и дочурочка! Яблоко от яблони!

И, должно быть, в подтверждение этих слов Катя влепила Кису поцелуй. Ее большой теплый рот полностью поглотил губы Алексея, которые она примерно и демонстративно обсосала, а затем, чуть отодвинувшись, высунула длинный острый язычок, показала его отцу и мачехе, а затем вонзила его в губы Алексея.

Было бы неправдой сказать, что это не произвело на детектива никакого впечатления. Произвело, произвело… Некоторое вполне ощутимое и понятное впечатление. Ему показалось, что Катя ему украдкой подмигнула.

– Ты мне чуть не мою ровесницу в мамочки привел, – громко продолжала Катя, – а я тебе почти твоего ровесника – в сыночки! («Ну, это она загнула, Павлу явно за пятьдесят, и вовсе он не ровесник», – уточнил мысленно Кис, осторожно отстраняясь и вытаскивая ладонь из Катиного лифчика: впечатления было уже больше чем достаточно.) Как тебе такой ченч, папанчик? Мы вот с Алексеем Андреевичем думаем к вам переехать, чтобы с дорогими родителями пожить! У вас ведь квартира большая, деток примете? А то я со-ску-у-училась без папика с мамиком! Муж мой будет тебя с утречка нежно в щечку целовать и говорить: с добрым утром, папаша! А по ночам не только я буду слышать, как ты из последних силенок имеешь эту потаскуху, но и ты послушаешь, как будет стонать и вскрикивать твой «сыночек», имея твою юную доченьку! Что, нравится тебе такая перспектива? Нравится, папочка? Смотри-ка, мамочке нравится! Она уже успела моему жениху глазки состроить и даже уже прикинула, удастся ли ей его в койку затащить! Он так-таки помоложе тебя будет, трахается, как конь, а не как импотент слюнявый! Она, мамочка, небось соскучилась по нормальному мужскому пенису, правда же, Адочка?

С этими словами Катя бесцеремонно схватила Алексея за брюки ровно в том месте, где было произведено впечатление, и без малейших колебаний прижала ладонями ткань так, чтобы всему народу было видно, что такое нормальный мужской пенис.

– Все, мамочка, глазками по сторонам голодными шнырк-шнырк: кто бы вые…л? – кричала Катя на весь ресторан.

Павел сидел как каменное изваяние. Ада глупо улыбалась, чувствуя неловкость, но явно не очень хорошо понимая, что происходит и как к этому надо относиться.

Кис, буркнув: «Хорош, все уже налюбовались», – убрал Катины ладони с интересного всем места – она, забывшись, все еще держала их на брюках Алексея, устремив полный ненависти взгляд на отца. Кис сел, с возрастающим интересом ожидая продолжения. Катя, несмотря на ее непристойные выходки, начинала ему нравиться.

Продолжение не замедлило наступить.

Катя двинулась прямиком в сторону родителя.

– А может, папочка, ты давно мечтаешь об инцесте? Тебе давно хотелось трахнуть дочурку? И, не смея преступить мораль, ты удовлетворяешь свои тайные фантазмы с моей ровесницей? А?! Признайся, это так, да?!!

Павел был в крайней степени растерянности. Если поначалу его лицо выражало благопристойное возмущение выходками дочери, то теперь оно было похоже на морду побитой собаки – виноватую, трусливую морду.