Прикосновение - Клэр Норт

– Это… так неожиданно, – промямлил он.

– Извини. Я не думала, что мы встретимся подобным образом.

– Ничего… Я же знаю, что это ты. У тебя должны быть свои резоны. Этот мужчина… Этот тип, в которого ты превратилась… Он причинил тебе боль?

– Да.

– Я так и думал, – прошептал он. – Ты никогда не делаешь ничего, не имея на то особых причин.

– Он убил… близкого мне человека.

– Соболезную.

– Но его целью была я сама.

– Почему?

– Так порой происходит, – ответила я. – Каждые несколько десятилетий находится кто-то, кому становится известно о нашем существовании. Они понимают, на что мы способны, и пугаются. Но на этот раз все иначе.

– В чем же разница?

– На этот раз отдали приказ убить не только меня, но и реальную хозяйку моего тела. Такого никогда не случалось прежде. Та женщина была совершенно ни в чем не повинна. Я сделала ей предложение, и она его приняла. Но теперь она мертва, а люди, охотящиеся на меня, нагородили лжи, чтобы оправдать ее убийство.

Он отклонился подальше от меня, сам, видимо, этого не заметив. Мое лицо принадлежало убийце, и он знал, что разговаривает не с ним, но у нормальных людей порой срабатывают чисто инстинктивные реакции.

– Что ты будешь делать?

– Найду убийцу Жозефины. Это тело спустило курок и заслуживает… Но оно всего лишь выполняло приказ. Кто-то другой решил, что она должна умереть. И я хочу узнать почему. Хочу узнать подлинную причину.

– А что потом?

Мы оба замолчали. Я улыбнулась, но моя улыбка не ободрила его.

– Еще кофе?

– Нет, спасибо.

Его взгляд не отрывался от кофейной гущи, по которой он пытался прочесть будущее.

– Как твоя жена?

Он кинул на меня быстрый взгляд, но потом снова отвел глаза в сторону.

– Хорошо. Даже очень. Все время занята. Всегда находит для себя дело.

– А ты… счастлив?

Снова беглый взгляд, секундное замешательство, пропавшее так же быстро, как и появилось.

– Да, – тихо ответил он. – Мы оба вполне счастливы.

– Рада слышать.

– А ты сама? – спросил он. – Ты счастлива?

Я задумалась, а потом невольно рассмеялась:

– Если принять во внимание все обстоятельства… Нет. Совсем нет.

– Жаль… Сочувствую. Кстати, как мне к тебе обращаться?

– Сейчас меня зовут Натан.

– Что ж, постараюсь не забыть. Это твое имя или?.. – Чуть заметный жест в сторону моего тела.

– Нет, оно принадлежит ему, – ответила я. – Свое собственное имя я потеряла очень и очень давно.

Клеменс Эбнер.

Если отвлечься от его усталого вида, поникших плеч и утраченных им иллюзий, его очень легко полюбить. Он так бесхитростно умеет привязаться к человеку, так терпелив и верен тебе, что его действительно легко полюбить, но любовь с его стороны многие воспринимали как должное, ничего не давая ему взамен.

Я впервые пришла к нему в теле его жены. Разумеется, я сначала изучила обстановку, потому что если у меня и есть талант, то это талант «агента по недвижимости», и я знала, с какого места начать жизнь чужого мне человека, как играть в нее, словно играешь в «Монополию», где все ненастоящее, включая даже деньги. В первый же вечер по превращении в Роми Эбнер я предложила пойти куда-нибудь поужинать. Например, в тайский ресторан.

Клеменс Эбнер обожал тайскую кухню, и мы заказали огромное блюдо острой ароматной еды: утку, тушенную с орешками кешью, рис в кокосовом молоке, зажаренные до хруста креветки, рисовую лапшу, тофу, приготовленный на пару с подложкой из чеснока и грибов. Когда мы покончили с ужином, я сказала: пойдем, скоро в зале за углом начнется концерт. Играли Брамса, и под звуки скрипок я держала его за руку.

Дома мы лежали рядом в темноте на скрипучей кровати, а потом занялись любовью, как два подростка, которые только сейчас поняли, на что способна их плоть.

Утром, держа меня в объятиях, он заявил:

– Ты – не моя жена.

– Разумеется, я твоя жена, – воскликнула я, ощутив, как сердце заколотилось в груди. – Не говори глупостей!

– Нет, – возразил он. – Моя жена ненавидит все, что я люблю. Только она достойна любви. А сексом мы занимаемся исключительно для моего удовлетворения, потому что для нее физическая близость – это грязь, секс порочен, и лишь из-за слабости мужчин женщинам приходится идти на такое. Ты – женщина, лежащая сейчас в моих объятиях, – не можешь быть моей женой. Так кто же ты?

И я сама себе поразилась, когда во всем призналась ему.

Я – не Роми Эбнер. Я – не Натан Койл. Я – не Тринх Дью Ма, рыдавшая на плече отца как раз в тот момент, когда я с большим облегчением покидала ее тело. Я – не Жозефина Цебула, труп которой лежит в турецком морге, не аль-Муаллим, потерявшийся где-то на берегах Нила, и не пустоглазая девочка в маленьком городке в Южной Словакии со шрамами на руках и наркотиками в венах: давай займемся чем-нибудь чуть более замысловатым?

Раз в несколько лет я возвращаюсь к Клеменсу Эбнеру и к его жене, которую он никогда не бросит, и пару ночей (желательно в выходные, чтобы у него не было никаких обязательств) он с наслаждением предается адюльтеру в объятиях собственной супруги. И мы совершаем речные прогулки, катаемся на колесе обозрения – то есть ведем себя как типичные туристы, бродим рука об руку, пока мне не приходится исчезнуть, а ему остается лишь любить тело, которое я оставляю после себя.

Если верить моему досье, то я – Кеплер.

Что ж, меня и это устраивает.

Клеменс спросил, не пожелаю ли я задержаться. Он сам не хотел этого, но все равно спросил, следуя правилам хорошего тона.

– Спасибо, но нет.

Когда бы я ни внедрялась в тело его жены, мне удавалось избегать встреч с ней, кроме краткого момента физического контакта, необходимого для перехода. И мне не очень-то хотелось изменять традиции.

– Если у тебя проблемы… ты можешь побыть мной. Пусть недолго. Если есть необходимость. – Он понимает, что перспектива лечь за него в постель не сулит ничего хорошего, но искренен в предложении воспользоваться его личностью.

Мне приходится приложить усилие, чтобы не поцеловать его, когда я ответила:

– Спасибо, но это лишнее.

– Этот человек, в котором ты сейчас. Этот… Натан. Ты собираешься убить его? – Слова даются ему сложно. В них слышатся отвага и страх.

– Может быть, – ответила я. – Может быть.

Он кивнул, осмысливая сказанное мной. Потом произнес: