Посланник - Александр Прозоров

Шабр бросил истерзанную хелицерами добычу, наклонился к прижатой лапами стрекозе, впрыснул ей в округлую грудь парализующий яд, отпустил, осторожно отодвинул Нефтис в сторонку и вонзил хелицеры в ее жертву. Потом быстро и ловко замотал всех трех паутиной, перекинул на спину, сказал: «Извините, я скоро вернусь» — и умчался в сторону пауков.

Очнувшийся наконец правитель резко повернулся к колонне.

Кое-где бились на песке стрекозы, в которых женщины зло вонзали и вонзали ножи, но куда чаще взгляд натыкался на обезглавленные тела; некоторые из них еще продолжали скрести пальцами или подергивать ногами.

— Вперед… — прошептал Найл и, уже громче, повторил: — Вперед!

Нужно было немедленно уходить, иначе крылатые твари повторят атаку. Уходить, бросив им на растерзание мертвых, чтобы они хоть на время оставили в покое живых.

— Вперед! Вперед!

Он уводил людей, мучительно гадая, кто оказался среди погибших — Джарита? Симеон? Сидония? Савитра? Может быть, Юккула или влюбленный в нее паренек? А может, принцесса Мерлью? Но остановиться и развеять опасений не мог.

Вернулся сытый и довольный Шабр, не проронив ни слова, опять втиснулся между Нефтис и правителем, неторопливо затрусил вперед. Сознание его было пусто и спокойно. Восьмилапый ни о чем не думал.

— Ты решил перейти к двуногим, Шабр? — вежливо поинтересовался Найл.

— Не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось. А заодно охочусь. Надеюсь, это не обижает тебя, Посланник Богини?

— Ты хочешь сказать, что защищаешь нас с Нефтис от нападений стрекоз?

— Да, Посланник Богини. Дело в том, что люди совершенно не приспособлены для ловли летающих животных. — Получив возможность порассуждать на любимую тему, паук заметно оживился. — Ваши глаза предназначены смотреть вперед или вниз и даже расположены глубоко в черепе, прикрытые сверху надбровными дугами. Больше того, инстинктивно вы никогда не смотрите вверх и не замечаете исходящей сверху опасности. Когда смертоносец охотится на человека, ему достаточно подняться на уровень… — Тут паук замолк, поняв, что сболтнул лишнее, немного выждал и вкрадчиво спросил: — Ты не обиделся, Посланник Богини?

— Скажи, а другие пауки тоже способны защитить людей? — Правителя куда больше интересовало настоящее, а не прошлое.

— Они поохотятся с большим удовольствием. Для нас это совсем нетрудно.

— Но почему вы этого не делаете?!

— Так ведь ты не разрешал этого никому, кроме меня, Посланник Богини. Ты приказал мне защищать Нефтис. И больше никому и ничего. Дравиг никогда не позволит себе изменить твоих приказов.

В словах Шабра явно звучало ехидство. Но к кому оно относилось — к Дравигу, слишком буквально воспринявшему указание, или к правителю, не подумавшему ни о ком, кроме начальницы своей стражи, Найл разбираться не стал. Куда важнее исправить положение, пока не стало слишком поздно.

Спустя несколько минут колонны двуногих и восьмилапых перемешались, став единым целым. И хотя пауки и люди относились друг к другу с некоторой настороженностью, пользу перестроение принесло всем, причем немедленно: первой добычи крылатым хищникам хватило ненадолго, они снова бросились в атаку… Через минуту почти каждый из пауков обрел свой обед.

Найл ощутил, как разом спало среди путешественников напряжение: люди перестали ежеминутно ожидать гибели, а смертоносцы немного подкрепились. Правда, от дневного привала пришлось отказаться — крылатые твари все равно не дадут ни водорослей собрать, ни к воде спуститься, ни хоть ненадолго отойти в сторонку. Впрочем, теперь походная колонна двигалась неторопливо, и от усталости никто не падал.

С приходом сумерек стрекозы исчезли. Двуногие и восьмилапые опять разошлись на две группы — смертоносцы окружили своих паучих, а люди спустились к воде.

Правитель торопливо прошел до конца колонны, выискивая глазами знакомые лица. Вроде все живы. На душе стало немного легче, отчего Найл ощутил укол совести — ведь все равно погибло много людей, и каждый из съеденных был чьим-то другом, чьим-то любимым. Точнее, чьей-то, ведь абсолютное большинство путников — женщины.

— Ты доволен, Найл? — услышал правитель хмурый вопрос Симеона. — На сегодня нас осталось ровно половина. Хотя «неголосующих граждан» ты наверняка не считал. Тогда получается, сгинул почти каждый третий. Нужно было тащиться в такую даль, чтобы принять смерть? Ты мог попросить смертоносцев перебить нас прямо в городе.

— Смертей больше не будет, Симеон. — Правитель подошел к коляске, в которой сидел медик, положил руку на поручни. — Теперь мы пойдем в смешанном строю, и пауки не позволят стрекозам…

— Кого ты хочешь обмануть, Найл? — перебил медик, поморщившись, расправил плечи, встал, спустился на горячий песок. — Ведь мы приближаемся к Дельте.

— Ну и что? — пожал плечами правитель. — У нас вдосталь воды и пищи, мы можем никуда не торопиться и набраться сил. В конце концов, мы с тобой уже бывали в гостях у Великой Богини и остались целы и невредимы.

— Невредимы остались только мы — двое из семерых, Найл, и только благодаря тому, что у нас были жнецы. А чем ты собираешься отбиваться сейчас? — Симеон привстал на цыпочки и позвал: — Завитра! Подай мой нож.

Через минуту молоденькая девчушка в темной тунике прибежала с большим мачете в руках. Лицо ее показалось Найлу знакомым.

— Надеюсь, Симеон, из твоих попутчиц никто не пострадал? — спросил он медика.

— Понесло же меня… — буркнул, подпоясываясь, тот. — Как я только мог поверить Мерлью? По мозгам и наука.

Из тяжелых мыслей медика Найл понял, что две из пяти отправившихся с ним девушек остались лежать в песках. А еще узнал, чем сманила принцесса Симеона.

Она обещала ему бессмертие!

В компании бунтовщиков, устроивших смертоносцам несколько кровавых дней, Симеон оказался самым старшим. Штатному медику слуг бомбардиров уже тогда перевалило за тридцать, и за глаза все звали его стариком. В прошедшем году Симеон, принявший на себя руководство детским островом, справившийся с эпидемией и организовавший обучение молоденьких девчушек своим премудростям, буквально высох, пожелтел, однако хорошо ощущаемая Найлом жизненная энергия била в нем через край. Казалось, ночи, проводимые за книгами, беготня по городу в поисках заболевших, изготовление лекарств не утомляли, а, наоборот, напитывали его силами. Как же он мог купиться на столь дешевую приманку? Бессмертие… Его не смогли добиться даже улетевшие к звездам предки, бывшие на вершине человеческого могущества.

А впрочем, принцесса иногда бывает чертовски убедительна…

— Простите, господин мой, надеюсь вы не обиделись на моего учителя?

Это была Завитра. Личность великого Посланника Богини внушала ей трепет, и откровенная грубость Симеона в разговоре с самим Найлом произвела на девушку двоякое впечатление. С одной стороны — щемящий восторг перед учителем, отважившимся так говорить с Посланником Богини, а с другой — столь же щемящий ужас перед возможным гневом равного Богине.