Злой - Владислав Выставной

Двое в белых перчатках открыли двери. Это почему-то произвело на Ника особенное впечатление: сейчас, в середине двадцать первого века, дешевле установить летающие двери, чем приставлять к ним специальный персонал.

Ник вошел в огромный, отделанный деревом и портьерами зал в стиле эпохи Великой Депрессии. За фальшивыми голографическими окнами был вечер, виднелись вершины чикагских небоскребов тридцатых годов двадцатого века. В кожаное кресло с высокой спинкой практически упирался длинный темный стол: зеленое сукно, толстые авторучки с «вечным пером», массивное пресс-папье, старинный дисковый телефон — и никаких компьютеров. Хозяин этого кабинета, надо полагать, своеобразный романтик.

Этот зал настолько поразил Ника совершенно неуместным здесь вычурным стилем, что он не сразу заметил стоявшего в дальнем углу, у фальшивого окна, человека.

— Здравствуйте, доктор Палмер, — с легкой насмешкой произнес человек, и Ник сразу понял, что уже видел его где-то. — Или вам ближе ваше настоящее имя?

И тут Ник вспомнил: именно его он видел у въезда на территорию комплекса, среди демонстрантов. Даже сейчас хозяин кабинета был одет несколько простовато для этой изысканной обстановки: джинсы и легкомысленный мешковатый джемпер.

— Зовите меня просто Ник.

— Договорились. Тогда называй меня просто мистер Сэдрик. Можно и просто «сэр».

— Хорошо, сэр. Скажите, пожалуйста, вы всерьез поддерживаете «зеленых» или это у вас такая игра?

Мистер Сэдрик с интересом посмотрел на посетителя и усмехнулся:

— Я в тебе не ошибся: вместо того чтобы вымаливать спасение, ты говоришь о вещах, которые тебя совершенно не касаются… Впрочем, это, пожалуй, в скором времени коснется каждого. О’кей, я скажу тебе: эти протестующие пытаются расшатать систему. Сейчас они еще слабы, но вскоре станут грозной силой. А знаешь, что надо делать, когда не можешь подавить бунт?

— И что же?

— Нужно его возглавить! — мистер Сэдрик довольно рассмеялся и уселся в кресло во главе стола. — Присаживайся, присаживайся!

Ник сел в кресло напротив. Оно было поменьше и, очевидно, не такое удобное. Это было довольно непривычно — общаться не через ширину, а через длину стола. Было в этом что-то подавляющее психику. И очевидно, хозяин кабинета это прекрасно понимал.

— Значит, вы с самого начала знали, что я не Палмер? — спросил Ник. Он старался держаться уверенно, хоть это и давалось с трудом.

— Разумеется, — кивнул мистер Сэдрик. — «Андромеда» — умная девочка. Скрыться от нее непросто, особенно в ее собственном чреве.

— Почему вы не взяли меня сразу же?

— А зачем? Лично мне торопиться некуда. Знаешь, что такое бессмертие?

Ник напрягся. Выходит, это правда — и он общается с самым настоящим бессмертным!

— Ну, ничего, — сказал хозяин кабинета. — Возможно, когда-нибудь узнаешь. В конце концов, очень многое зависит от нас самих. От наших поступков, от нашего выбора. Кстати, как раз сейчас ты находишься в этой удивительной точке пространства и времени — в точке выбора.

Мистер Сэдрик тихо рассмеялся, откинувшись на спинку кресла:

— Не скрою, когда мне доложили, что по комплексу разгуливает Палмер, я подумал, меня разыгрывают. Ведь бежать из того закрытого сектора попросту невозможно! А когда оказалось, что у старика Палмера появилась новая, юная наружность — я подумал, что спятил сам. Ну а когда старый хрыч Палмер с ходу охмурил красотку из сектора генной инженерии — я чуть со смеху не умер, благо, что теперь это для меня не столь актуально…

Он снова рассмеялся смехом здорового, жизнелюбивого человека и продолжил:

— Честно говоря, ты произвел на нас впечатление, я до самого конца был против твоего ареста — как ни настаивали партнеры. Конечно, нужно было узнать, как ты себя поведешь, насколько серьезную угрозу представляешь и какие дыры в защите «Андромеды» теперь предстоит залатать. А потому стоило дать тебе возможность достичь собственной цели. Ведь ты так хотел узнать правду — и это было очень трогательно! Мне всегда интересна реакция нового зрителя. А ты — на редкость благодарный зритель!

— Может, вы ответите вашему благодарному, но ни хрена не понимающему зрителю, — медленно проговорил Ник. — Если у вас так кипит работа — зачем же вы разбрасываетесь сотрудниками, запираете их в секторе и оставляете погибать в неизвестности? Отчего их не направить в ваш новый проект? Ведь вы понапрасну теряете отличных специалистов, да еще зачем-то посылаете в запертый сектор новых…

— С тобой действительно вышла ошибка, — признал мистер Сэдрик. — Посылать тебя в этот сектор не следовало. Проблема в том, что бюрократическая машина Корпорации слишком громоздка для тех тонких маневров, которые мы совершаем в рамках нового проекта. Проект, как ты понимаешь, очень крупный и притом — совершенно секретный. Слишком много недомолвок, слишком ограничен круг посвященных. И сбои в работе системы просто неизбежны. Мы вынуждены просто списывать эти досадные жертвы, как списывают из прибыли убытки. Увы — судьба одного человека просто теряется в общем статистическом потоке. Тебя, как бы это выразиться… округлили.

— Что?!

— Ну, знаешь, как это принято в бизнесе? Округлили до четвертого знака после запятой — никто же не считает тысячные доли цента. Ей-богу, даже забавно вышло…

— А что забавного в том, что там, в подземелье, умирают люди? Кому это нужно?

— Идея была в том, чтобы закрыть там одного-единственного человека — который действительно мешал проекту. Ну, а то, что произошло дальше, — типичная инерция бюрократии. Все не так просто в такой огромной машине: дернешь за одну ниточку — за ней неизбежно тянутся другие. Системе надо дать время подумать.

— Сколько можно думать?! Выпустите их немедленно! — сжав кулаки, проговорил Ник. — Я требую!

Наверное, со стороны его гнев выглядел смешно. По крайней мере, собеседник улыбнулся — едва заметно, одними уголками губ.

— У совета директоров нет времени заниматься такими мелочами, — мистер Сэдрик равнодушно откинулся на спинку кресла. — Система сама решит — когда их выпустить, стоит ли это делать вообще, не повредит ли это внутренней безопасности, насколько рентабельно возиться с этим сектором — скажем, зачищать и дезинфицировать его. Что же до ценности заключенных там сотрудников… это миф. У нас переизбыток высококвалифицированных кадров.

— Я ничего не понимаю… — пробормотал Ник. — Человеческая жизнь для вас ничего не значит?!

Мистер Сэдрик дернул плечом:

— Когда ставки слишком высоки — мелочь уже не считают. Как бы неприятно это ни звучало.

— То, что здесь происходит, — чудовищно! — процедил Ник.

— Это с непривычки, — возразил мистер Сэдрик. — Неправильное восприятие нового — главная проблема современного человечества. Собственно, это одна из причин, почему мы вынуждены скрывать наш проект от широких масс. Но скоро все изменится. Я имею в виду наш мир в целом. Он изменится — и изменится кардинально.