Том 6. Истории периода династии Цзинь, а также Южных и Северных династий - Ган Сюэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Высокий и крепкий Ши Лэ происходил из народности цзе, имел достаточно воинственную внешность, длинный нос, глубоко посаженные глаза и густую бороду. Народность цзе изначально была частью гуннов, позднее выделившаяся в отдельную ветвь и проживавшая на территории Шандана[13]. Когда Ши Лэ был ребенком, его семья жила в бедности, без роду и племени. Люди звали его Бэй. В те годы свирепствовал неурожай, поэтому дома было совершенно нечего есть. Людям ничего не оставалось, как бежать из голодных мест и пытаться избежать участи быть пойманными властями. Правительство заковывало пойманных людей из числа народности цзе в кандалы по двое (две доски, соединенных вместе, два отверстия посередине, ярмо на шее двух рабов) и продавало в Шаньдун для выполнения каторжного труда. Бэй был продан в Чипин[14], где стал рабом в семье Ши Хуаня. Впоследствии Ши Хуань освободил его, и тот отправился в находящееся поблизости пастбище работать, подбирая лошадей, где познакомился с главным табунщиком Цзи Саном. Оба они считали свою жизнь крайне тяжелой, поэтому задумали бунт. Цзи Сан где-то слышал, что его предками были выходцы из древнего государства Шаш в Западном крае. Отсюда и появилась у его соратника фамилия Ши, а имя — Лэ.
Так у Ши Лэ появилось собственное имя. Вскоре, сев на лошадей, они с Цзи Саном подняли бунт против властей. Цзи Сан стал главнокомандующим, а Ши Лэ — военачальником, боровшимся с другими племенами.
Группировка Ши Лэ до смерти ненавидела местную власть, и в боях рубила насмерть головы всем чиновникам, только завидев их, и грабя все, что можно было взять. Его войско становилось все больше и больше, один за одним он атаковал города и поселения, непрерывно прорывая их. Им даже удалось захватить стратегически важный пункт Ечэн. Также они сожгли до тла знаменитый дворец Егун. Из местного приказа было направлено многочисленное войско для подавления бунтарей, и в конце концов армия повстанцев была сокрушена, Цзи Сан убит, а Ши Лэ со своими воинами перешел на сторону ханьского государства. Ханьскому правителю Лю Юаню был симпатичен Ши Лэ, потому он назначил его усмирять Цзинь, отправив сперва на родину в Шандан заниматься приготовлениями и собирать войско, а затем вместе с Лю Цуном атаковать Лоян. Вскоре у Ши Лэ была армия численностью более ста тысяч человек, и он продолжил сражаться.
Однажды Ши Лэ с людьми отправились сражаться в Чаншаньцзюнь (земли на юге пров. Хэбэй). Когда армия осадила дворец правителя, туда внезапно ворвался человек ученой внешности в поисках Ши Лэ. Только встретившись с ним лицом к лицу, Ши Лэ узнал, что того человека звали Чжан Бинь. Чжан Бинь был очень образованным человеком, намного превосходя интеллектом советника ханьского правителя Чжан Ляна. Ему хотелось служить талантливому и достойному правителю, не уступающему качествами Лю Бану. Чжан Биню был симпатичен Ши Лэ. Вот что он говорил о Ши Лэ друзьям: «Смутное время плодит героев, но, на мой взгляд, не все из них — достойные люди. Соратником для себя я вижу только этого генерала-бородача». Ши Лэ, увидев, с какой теплотой о нем отзывается Чжан Бинь, решил оставить его у себя, и часто проводил время в беседах с ним. За свою жизнь Ши Лэ пришел к выводу, что ученые люди обладают интеллектом и кругозором, поэтому в сложных ситуациях Ши Лэ часто считался с мнением Чжан Биня.
В начале 311 г. н. э. князь царства Дунхай династии Цзинь — Сыма Юэ — вместе с многочисленным войском и сановниками покинули Лоян.
Ши Лэ во главе своей армии незамедлительно отправился взять их в окружение. Дунхайский князь умер от болезни в окружении воинов, а солдаты отправились на восток вместе с его гробом, но были задержаны армией Ши Лэ. Завидев пухлого и рыхлого начальника военного приказа, не похожего на серьезного военачальника, направлявшего бы войска в бой, Ши Лэ понял, что тот начальник был широко известный Ван Янь. Ван Янь был дальним братом Ван Дуня и Ван Дао, несколько десятков лет служил в высших чинах. Пока при дворе бились насмерть за трон, Ван Янь твердо понял для себя, что дружить надо с находящимся при власти, поэтому ему всегда удавалось занимать высокую должность. Он также был известен своим умением вести высокопарные беседы, изучал неодаосизм. Речь его была удивительна и полна непостижимого, что простым людям было его не понять. Настолько образованный человек стал начальником военного приказа, направляющего войска в бой. В результате все его солдаты стали пленниками Ши Лэ.
Допрашивая пленных, Ши Лэ спросил Ван Яня: «Как тебе, управляя войском, удалось довести страну до такого состояния?». Ван Янь с дрожью в голосе отвечал: «Я никогда не хотел быть чиновником, но князь Дунхая заставил меня силой без возможности отказаться, назначив на это место». Ши Лэ что есть мочи заорал: «Думаешь, я тебя не знаю! Ты несколько десятилетий занимал крупные посты при дворе. А теперь, уже состарившись, говоришь, что никогда этого не хотел? Поднебесная из-за вас развалилась!». Подняв свое мясистое лицо, Ван Янь, смеясь сквозь слезы, проговорил: «Беспорядки в Цзинь — воля небес. Заслуги Ваши несравнимы. Если Вы провозгласите себя императором и создадите свое государство, то я искренне поддержку Вас!». Громко засмеявшись, Ши Лэ отвечал: «Мне кажется, что ты бы не хотел служить у меня!». Следом он приказал запереть Ван Яня и его людей. Затем в беседе поделился с командиром войска Кун Чаном: «Я столько лет сражался, видел так много людей, но никогда не видел настолько упитанного, рыхлого и холеного начальника военного приказа. Как думаешь, оставить их в живых?». Кун Чан, скривив рот, отвечал: «Все они государева родня и потомственные сановники. Нам они ни к чему. Лучше уж всех их зарезать!». Ши Лэ, поразмыслив, отвечал: «Верно говоришь. Но давай не будем рубить им головы, пусть тела их останутся целыми!».
Ван Янь предчувствовал, что дни его сочтены. Тяжело вздыхая, он молвил: «Если бы все эти годы не занимался я философией и разглагольствованием, а чем-то значительным, то не попали бы мы, в конце концов, в такую западню!». Посреди ночи пленные услышали снаружи звук, как будто кто-то долбил стены, и задрожали всем телом от страха. Оказывается,