Людовик XIV. Личная жизнь "короля-солнце" - Елена Прокофьева

«Я обнаружила тогда, — писала Мария Манчини в своих «Мемуарах», — что король не питает ко мне враждебных чувств, ибо умела уже распознавать тот красноречивый язык, что говорит яснее всяких красивых слов. Придворные, которые всегда шпионят за королями, догадались, как я, о любви Его Величества ко мне, демонстрируя это даже с излишней назойливостью и оказывая самые невероятные знаки внимания».

Французские историки считают, что именно любовь к Марии Манчини сделала из Людовика того «короля-солнце», которым мы восхищаемся до сих пор.

«Королю было двадцать лет, — писал Амедей Рене, — а он все еще покорно подчинялся матери и Мазарини. Ничто в нем не предвещало могущественного монарха: при обсуждении государственных дел он откровенно скучал и предпочитал перекладывать на других бремя власти. Мария пробудила в Людовике XIV дремавшую гордость; она часто беседовала с ним о славе и превозносила счастливую возможность повелевать. Будь то тщеславие или расчет, но она желала, чтобы ее герой вел себя как подобает коронованной особе».

«Чтобы понравиться той, кого уже считал своей невестой, Людовик XIV, получивший довольно поверхностное воспитание, стал усиленно заниматься, — рассказывал Ги Бретон. — Стыдясь своего невежества, он усовершенствовал познание во французском и начал изучать итальянский язык, одновременно уделяя много внимания древним авторам. Под влиянием этой образованной девушки, которая, по словам мадам де Лафайет, отличалась «необыкновенным умом» и знала наизусть множество стихов, он прочел Петрарку, Вергилия, Гомера, страстно увлекся искусством и открыл для себя новый мир, о существовании которого даже не подозревал, пока находился под опекой своих никудышных учителей. Благодаря Марии Манчини этот король впоследствии займется возведением Версаля, будет оказывать покровительство Мольеру и финансовую помощь Расину. Однако ей удалось не только преобразить духовный мир Людовика XIV, но и внушить ему мысль о величии его предназначения».

Мария и Людовик были практически неразлучны. Но любовницей короля эта девушка так и не стала. Она была целомудренной и искренне считала, что связь, не осененная брачным союзом, осквернит их любовь. Примешивался к этому и практический момент: Мария не хотела смешиваться с толпой безымянных любовниц Людовика, которых он брал — и забывал через неделю. Она любила его безумно, безгранично, но и для него хотела быть в чем-то — единственной и неповторимой.

Вначале она и думать не смела о том, чтобы стать его женой, она кротко смирялась перед обстоятельствами и считала, что их любви не суждено осуществиться, раз уж пожениться они не могут. Но после того как Людовику сосватали принцессу Маргариту Савойскую, Мария впервые проявила ревность.

Людовик от брака с Маргаритой отказался, а Анна Австрийская на нем и не настаивала: она уже обдумывала другую, более выгодную брачно-политическую комбинацию, и собиралась женить сына на своей племяннице — испанской инфанте Марии-Терезии. Неприятным сюрпризом для матери стало заявление Людовика, что он хочет жениться на Марии Манчини. Людовик даже просил ее руки у кардинала Мазарини, пытаясь перетянуть главного советчика матери на свою сторону и обещая ему всевозможные блага в случае, если он поможет их с Марией браку осуществиться. Мазарини почти сдался и пришел к Анне сообщить о том, что король выбрал себе супругу… Но Анна не желала даже слушать, заявив: «Не думаю, господин кардинал, что король способен на такую низость; но если он вздумает сделать это, предупреждаю, что против вас восстанет вся Франция, что я сама встану во главе возмущенных подданных и поведу с собой моего младшего сына».

Кардинал осознал свой промах и поспешил выслать Марию в Ла-Рошель.

Людовик пытался удержать возлюбленную, и даже пал перед матерью на колени, объясняя, что дал слово жениться на Марии и не может своему слову изменить.

Анна вовсе не желала разговаривать с сыном, а Мазарини заявил, что «был избран покойным королем, отцом Людовика XIV, а затем и королевой-матерью, дабы помогать ему советом, и что, с нерушимой верностью исполняя свой долг до сего времени, не злоупотребит доверием и не уступит недостойной короля слабости; что он волен распоряжаться судьбой своей племянницы и что готов скорее собственноручно заколоть ее кинжалом, нежели допустить ее возвышение путем величайшей государственной измены» — во всяком случае, так трактует в своих мемуарах эту сцену мадам де Мотвиль.

Мазарини удалось вразумить Людовика.

На следующий день влюбленные расстались со слезами на глазах.

В разлуке Людовик и Мария писали друг другу каждый день. Король и слышать не желал о браке с испанкой. Он надеялся, что ему удастся переупрямить мать и кардинала и все-таки жениться на Марии. Кардинал тщетно увещевал его, взывал к разуму и долгу. Это больше не действовало. И тогда Мазарини решил побеседовать с племянницей. Он объяснил Марии, насколько важен для Франции брак короля с инфантой — и последующий мирный договор с одной из самых сильных держав в Европе. Мария поняла и принесла себя в жертву во имя страны, которая даже не была ей родной. Она написала королю, что возвращает ему его слово… И более не отвечала на его письма.

Людовик дал согласие жениться на инфанте, о чем было объявлено во всех французских церквах под звон колоколов.

«Я не могла не думать, — признавалась в «Мемуарах» Мария Манчини, — что дорогой ценой заплатила за мир, которому все так радовались, и никто не помнил, что хорош вряд ли женился бы на инфанте, если бы я не принесла себя в жертву…»

«Жертва Марии Манчини позволила Мазарини довершить дело Ришелье. Могуществу испанских Габсбургов пришел конец; Франция получила Руссийон, Сердань, Артуа, а также несколько крепостей во Фландрии и Люксембурге», — писал Ги Бретон.

Анна Австрийская, пытаясь отвлечь сына от страданий по утраченной возлюбленной, пригласила ко двору его первую любовь, Олимпию Манчини, ныне графиню де Суассон, и сообщила ей, что благосклонно отнесется, если Олимпии удастся соблазнить короля. Олимпии удалось, о чем она еще и отчиталась в письме Марии. Это нанесло еще один удар любящему сердцу девушки. Но она продолжала надеяться, пока не узнала о том, что Людовик все-таки женился на Марии-Терезии. Вот тогда Мария осознала, что для нее все кончено. Когда король с новобрачной принимали Марию Манчини в Фонтенбло, она не сразу решилась взглянуть в лицо своему любимому… А когда взглянула — оцепенела: ее встретил совершенно ледяной, безразличный взгляд. Мария не знала, что за внешним холодом король скрывает свое смятение. Не знала, что он покинул кортеж молодой королевы, чтобы съездить в Бруаж, в дом, где Мария жила и откуда она незадолго до этого уехала: чтобы меньше часа побыть в ее комнате, подышать воздухом, которым она дышала, прикоснуться к ее вышиванию.

Людовик продолжал любить Марию Манчини и после того, как женился на Марии-Терезии. Когда Мазарини скончался, Людовик сделал все возможное, чтобы разорвать помолвку между Марией и коннетаблем Колонной, подготовленную кардиналом незадолго до смерти. Он умолял Марию остаться во Франции, остаться с ним… Но гордая девушка отказалась: «Я не желаю становиться вашей любовницей, потому что я могла бы стать вашей женой!»