Летом сорок первого - Георгий Свиридов

– За смелость не наказывают.

Потом подошел к кровати и Сергей сквозь одеяло почувствовал, как отцовская ладонь легла ему на плечо.

– Спишь?

– Угу, – отозвался Серега и, высунувшись из-под одеяла, спросил: – А что?

– Это правда, что мать говорит?

– Ага, – кивнул утвердительно.

– Сам?

– Ага.

– А еще кто с тобой?

– Они сдрейфили... Повернули назад...

Отец ласково потрепал его за вихры. Несколько лет тому назад он сам учил Серегу плаванию, умению держаться на воде. Но разве он предполагал, что сын рискнет самостоятельно одолевать Москву-реку, да еще в таком неудобном для плавания месте! И вслух сказал, придавая голосу строгость:

– В одиночку больше не плавать, договорились?

– Договорились, – кивнул Сергей, довольный отцовской справедливостью.

– А в выходной поедем в Серебряный бор, будем вместе плавать.

– Как здорово! – вырвалось у Сергея.

– Теперь спать, – сказал отец, накрывая его одеялом. – Большой ты у меня становишься, взрослеешь.

Сергей слышал, как отец говорил матери, утешая ее, что парень вырос как-то незаметно и теперь с ним уже надо бы держаться, как со взрослым, он все понимает. Мать энергичным шепотом возражала, доказывала, что подобное либеральничание ни к чему хорошему не приведет, что он, отец, мало вникает в воспитание сына, целыми днями и даже все выходные торчит в своей захудалой мастерской, почему-то именуемой опытным цехом научно-исследовательского института, а дома сыну нужна отцовская рука, иначе он окончательно отобьется от рук и тогда будет поздно воспитывать...

Отец в ответ весело смеялся, соглашался с нею, что-то шептал, она утихала, и ее голос становился тише и спокойнее. Сергей сквозь сон, смутно, ловил обрывки фраз, тоже улыбался и гордился своим отцом. Пусть у Вовки отец полковник, а у Гарика важный ученый, у него, у Сереги, отец что надо! Моряк Черноморского флота, плавал механиком на военном корабле, воевал на Гражданской войне, был два раза ранен и в госпитале познакомился со своей женой, ставшей Серегиной матерью. Она была тогда очень молодой и после института не пошла работать в школу, а добровольно отправилась на фронт медицинской сестрой. Учительницей она стала потом, когда закончилась война. Отец же пошел в мастерскую и, как утверждала мать, «застрял там на всю жизнь». И еще она говорила, когда в доме остро ощущалась нехватка денег на жизнь, обидное слово о том, что в той мастерской «такие взрослые люди гоняются за детской мечтой», и с грустью добавляла, что они там уже много лет мастерят ракеты, которые не то чтобы летели на Луну, а даже для праздничных дней для фейерверка непригодны, поскольку взлетать не могут. Лучше бы чинили, как раньше, примусы, все ж живая копейка в карман ложилась бы.

Что же касается Сергея, то он гордился своим отцом и верил всем своим детским сердцем, что в той засекреченной лаборатории, где по документам числился младшим научным работником бывший черноморский моряк и судовой механик (фактически он был мастером на все руки, поскольку все там приходиться делать и мастерить своими руками), когда-нибудь все же сделают ракету, она взлетит в небо, и в ней, как в кабине самолета, за рулем будет его отец и рядом бородатый начальник лаборатории...

Сергей вскоре заснул и не слышал, как отец рассказывал матери о том, какой у них сегодня был замечательный день, что к ним приходили из штаба Красной Армии, что были среди них маршалы Тухачевский, Ворошилов и Буденный, что они очень интересовались новым усовершенствованным медленно горящим порохом, который придумали и изготовляют у них в опытном цеху. Большую шашку такого пороха поднесли наркому Ворошилову. Он взял ее в руки, осмотрел, взвесил на ладони и недоверчиво спросил:

– Будет гореть и не взорвется?

– Да, Климент Ефремович. – И начальник повернулся к своим сотрудникам: – Дайте-ка спички?

Закомолдин стоял неподалеку и, шагнув ближе, протянул спичечную коробку. Он видел, как у многих прибывших вместе с народным комиссаром глаза стали большими. Каждый из них отлично понимал, что из себя представляет бездымный порох, да еще в такой большой шашке. Взрывом разметет все вокруг. Но сам Ворошилов отнесся к эксперименту вполне спокойно. Он даже улыбнулся и пошутил:

– Только, чур, не сожгите усы товарища Буденного!

Семен Михайлович, стоявший рядом с наркомом, двумя руками расправил свои пышные усы.

Шашка пороха, вспыхнув от спички, ярко засветилась, чем-то напоминая бенгальский огонь, и с шумом стала гореть, тая в руках наркома.

– Это и есть наш усовершенствованный медленно горящий порох на нитроглицериновом растворителе, – пояснял сам директор научно-исследовательского института, заметно волнуясь при таком высоком начальстве, – этим порохом будем начинять ракеты и они, имея такое горючее, смогут летать по заданным нами маршрутам.

– Даже на Луну? – спросил Буденный.

– И дальше, к планетам и звездам нашей галактики.

– На Луну и к звездам, это очень хорошо. Заманчивая перспектива! Но это наше будущее, – проговорил Ворошилов, отдавая горящую шашку сотруднику института, и сказал, как бы подводя черту: – Надо подумать о том, как использовать ваше достижение в оборонных целях.

– Главное артиллерийское управление, наши прямые хозяева, уже дали нам задание разработать и сконструировать осветительные, сигнальные и зажигательные ракеты, – доложил руководитель института.

– Этого мало, – произнес Ворошилов, наблюдая, как двое сотрудников с трудом гасили пылающую шашку, потом повернулся к представителю артиллерийского управления: – Надо подумать, как использовать эти ракеты, эти реактивные снаряды в боевых целях.

– Будем стараться, товарищ нарком! – отчеканил артиллерист и добавил: – Только пока есть одна начинка, а самих-то разработанных, проверенных и испытанных образцов ракет еще нет в натуре.

– Если нет, так будут, – уверенно закончил нарком и посмотрел на директора, на сотрудников института. – Верно я говорю, товарищи?

– Ракеты будут, товарищ нарком! – утвердительно ответил за всех руководитель института.

2

Ахиллесовой пятой ракеты многие десятилетия, а то и столетия, было ее топливо. Им являлся порох. Дымный, а потом бездымный. Не раз в ракетных заведениях гремели взрывы. Порох вспыхивал по разным причинам: от неосторожного удара, от нагревания воздуха в момент набивки ракеты и просто от небрежного отношения к взрывчатке, а порох не терпит такого отношения и не прощает никому. А сколько раз взрывалась ракета еще на земле, не оторвавшись от нее ни на метр, причиняя много неприятностей изобретателям и испытателям...

Ракетный век еще ждал своего времени.

Зато начиная с прошлого столетия стала бурно развиваться ствольная артиллерия. Ее несомненный успех был обусловлен изобретением и применением нарезных орудий. Снаряды заменили ядра. Артиллерийские снаряды летели дальше, чем ядра, – на десятки километров, они несли в себе более мощный разрушительный заряд и, главное, резко повысилась точность поражения цели, возросла меткость стрельбы. Одним словом, нарезная артиллерия оставила далеко позади все достижения ракет прошлых веков.