Сироты на продажу - Элен Мари Вайсман

— Нужно кого-то отправить туда. Скажите, что…

— Ладно, ладно, — закивала сестра. — Я попытаюсь найти кого-нибудь, а если не получится, сама схожу после смены. Но до тех пор, пожалуйста, лежи спокойно.

— Вы… вы согласны помочь мне?

— Конечно. — Сестра слегка улыбнулась. — У меня тоже есть младший брат. Его зовут Джонни.

Пия попыталась улыбнуться в ответ в знак благодарности, но физические и душевные силы вдруг окончательно покинули ее.

— Спасибо, — только и прошептала она.

— Пожалуйста, — сказала сестра. — А теперь поспи. В твоем состоянии это лучше всего.

Пия закрыла глаза. С одной стороны, ей хотелось потерять сознание, провалиться в полное беспамятство, лишь бы не думать о кошмарных последствиях своего поступка. С другой стороны, она молила Бога дать ей сил встать и добраться до дома, чтобы спасти братьев, пока еще не поздно. Потом ей в голову пришла очередная страшная догадка: а вдруг сестра попросту обманула ее, лишь бы Пия успокоилась и отстала? Надо бы взять с сестры клятву сходить к ним домой, но сил уже совсем не осталось.

— Если тебя переведут к выздоравливающим и меня не будет, когда ты проснешься в следующий раз, — ласково произнесла сестра, — запомни мое имя: Карла Миллер. — И она сжала предплечье девочки.

На сей раз при ее прикосновении у Пии больно сдавило грудь, но она не знала, чем это вызвано: зловещим предчувствием чужой судьбы или собственным недугом. Потом Карла убрала руку, и спазм прошел.

Если сестра и правда собирается идти к Олли и Максу, ей лучше бы поспешить.

За окном на фоне нежно-голубого неба кружились красные и желтые листья, медленно падая на землю. На Пию мягким покровом снизошло облегчение: она дома, на своей кровати под окном. Все это лишь привиделось ей в дурном сне: поиски мутти в толпе во время парада в честь займа Свободы, смерть матери во время эпидемии, запертые в подполе братья. Потом в голове стали медленно всплывать образы — смутные воспоминания о том, как ее отирают влажной губкой, как над ней склоняются люди, а сестры промакивают ей потный лоб и кормят похлебкой; о лихорадке, бирках на больших пальцах ног и кровавых простынях. С колотящимся сердцем девочка оглядела себя: больничная рубашка, белое одеяло, укрывающее нижнюю часть тела. Пия резко села и огляделась.

Она лежала на невысокой койке в сумрачном помещении, провонявшем потом, мочой и рвотой. Вдоль каменной стены тянулись книжные полки, а на них виднелись фотографии церковных зданий, священников и стаек улыбающихся монахинь. Между соседним окном и арочной дверью с засовом из кованого железа висел деревянный крест. Вокруг на беспорядочно расставленных койках лежали под белыми одеялами мужчины, женщины и дети — спящие или без сознания, трудно сказать. На соседней кровати храпел пожилой дядька с полуседой бородой, открыв рот с тонкими губами. Напротив, сунув руки под подушку, лежал на боку паренек лет пятнадцати. Рядом с ним свернулась в позе эмбриона, комкая в руках простыню, женщина со спутанными волосами и черными полукружьями под глазами.

Холодный вихрь страха завертелся в груди Пии. Сколько времени прошло с тех пор, как она очнулась в церкви и попросила сестру Карлу помочь Олли и Максу? Десять минут? Или десять дней? Она спустила ноги с койки, завернулась в простыню и встала. В груди саднило от кашля, но дышать было не больно. Девочка сделала маленький шаг, проверяя силы. Мышцы ослабли, но кое-как работали.

Пия собралась идти дальше, но тут заскрипел и звякнул засов и в дверном проеме показалась монахиня в маске. Девочка снова села на койку. Монахиня закрыла дверь и осмотрела помещение, бренча железными ключами. Заметив Пию, она направилась к ней, огибая другие койки. Сердце у девочки заколотилось. Может, появились новости о братьях?

Когда монахиня проходила мимо всклокоченной женщины, та схватила ее за сутану и закричала:

— Помогите мне! Пожалуйста!

Монахиня остановилась и повернулась к больной, осторожно высвобождая темное облачение из рук женщины.

— Чего вы хотите, дорогая? — спросила она.

— Я не могу найти дочь, — объяснила женщина. — Я принесла ее сюда в горячке, потом свалилась сама, а теперь не знаю, где моя малышка.

Монахиня огляделась вокруг.

— Здесь вы ее не видите?

Женщина отчаянно помотала головой и всхлипнула:

— Нет. Я уже потеряла мать, сестру и двух племянниц. Осталась только дочь. Помогите мне найти ее!

Монахиня перекрестилась и положила руку на голову больной:

— Мне очень жаль, но здесь, в приходском доме, лежат только выздоравливающие.

Женщина вскрикнула и повалилась на кровать, закрывая лицо руками.

Монахиня снова перекрестилась.

— Да придаст вам Господь сил, — добавила она. — Пусть благословит и сохранит вас. На небесах вашу семью ждет особый драгоценный венец. — Она оставила рыдающую женщину и приблизилась к Пии: — Рада видеть, что ты очнулась, дитя мое. Как себя чувствуешь? — Карие глаза устало смотрели поверх маски.

Пия прочистила горло и ответила:

— Гораздо лучше. Я уже могу идти домой.

— Приятно слышать, — кивнула монахиня. — Мы тоже решили, что ты близка к выздоровлению. Если честно, то нам нужно место для других пациентов.

Рядом кто-то пошевелился и застонал, и белая простыня, разделяющая ряды коек, заколыхалась, точно беспокойный призрак. Юноша напротив открыл глаза и принялся молча, с бледным напряженным лицом наблюдать за Пией и монахиней. Он напомнил девочке о Финне. И об Олли с Максом.

— Сколько я здесь лежу? — спросила Пия.

— Два дня, — ответила монахиня.

К горлу Пии подступила желчь. Восемь дней. Олли и Макс наверняка не выжили. Девочка стиснула челюсти, стараясь подавить приступ дурноты. Если монахиня заметит, то сочтет Пию больной и никуда не отпустит.

— Тут работала сестра Карла, — проговорила девочка как можно спокойнее. — Она обещала навестить мою родню.

Монахиня нахмурилась.

— Жаль расстраивать тебя, дитя мое, но сестра Карла, да благословит ее Господь, два дня назад преставилась.

Из глаз Пии ручьями хлынули слезы.

— А вы не знаете, она нашла моих братьев?

Женщина покачала головой.

— Она ничего не говорила. Бедняжка сгорела в одночасье, так бывает. А теперь, пожалуйста, ложись и отдыхай. Тебе надо набраться сил.

В глазах у Пии стало темнеть, словно кто-то закрывал занавески. Борясь со слабостью, она старалась не упасть, снова желая, чтобы инфлюэнца убила ее. Может, Бог сохранил ей жизнь, чтобы наказать. Ей хотелось завопить во весь голос, забиться в истерике, но она не могла показать монахине свое горе. Надо пойти домой к Олли и Максу, и увидеть, как… Пия не решилась закончить свою мысль, уж слишком кошмарной она была. Надо идти к братьям. Подержать их на руках. Поцеловать маленькие личики. Позаботиться о том, чтобы их вместе с мутти достойно похоронили. Она обязана сделать для них хотя бы это. Собственная судьба ей теперь безразлична.