Поцелуй анаконды - Иван Любенко

Ювелир Мацлович жизнь вел правильную и благообразную. С соседями и родственниками не ссорился, от плохих людей держался подальше, был не жаден, но и не расточителен, взаймы не брал, в долг не давал, синагогу посещал регулярно и золотишко у сомнительных личностей никогда не скупал, даже несмотря на явную выгоду. «Покупать у жулика вещи – грех, потому что такой поступок побуждает вора делать новые кражи», – говаривал он. Наум Яковлевич был уверен, что правда и справедливость существуют, в тюрьме сидят лишь отпетые негодяи, а в полиции работают кристально честные и глубоко порядочные люди, призванные государем охранять закон и порядок.

Каково же было его удивление, когда к нему, законопослушному человеку, явился невысокий толстяк, представившийся помощником начальника сыскного отделения и, бесцеремонно выпроводив троих посетителей, плюхнулся в кресло напротив и велел подать чаю.

– Вы занимались реставрацией серебряного ковша шестнадцатого века, переданного Вием? – громко отхлебывая из стакана горячий чай, сразу перешел в наступление Каширин.

– Да, я. А что случилось? Почему вы меня об этом хотите спросить?

– Тут вопросы задаю я, так что извольте давать точные и откровенные ответы. В противном случае мы продолжим наше общение в тюремном замке. Ясно?

– Да-с, – робко ответил Мацлович и, как ученик перед преподавателем, положил руки вдоль колен. Он всегда робел перед хамами, потому что не знал, что можно ожидать от них в следующую минуту.

– Итак, где находится этот серебряный ковш?

– Второго дня господин Вий забрал его.

– Он сам приходил?

– Самолично-с.

– А вы разве не были у него дома? – Полицейский сверлил Мацловича взглядом, точно штопором.

– Нет, а зачем мне было к нему ходить, если он сам ко мне явился?

– Это ложь. Вы были у него, у нас есть неопровержимые доказательства вашего присутствия в его доме. Вас видели. Внешность у вас, знаете ли, очень запоминающаяся, да и прихрамываете вы.

– Ну да, – нехотя согласился Наум Яковлевич. – Мне пришлось к нему зайти, потому что червонец, которым он расплатился, оказался фальшивым. А что мне оставалось делать?

– Так-то лучше. Вы заходили в дом?

– Заходил, но не дальше передней. Он поменял банкноту, и я ушел, – лепетал золотых дел мастер.

– Ладно, – вставая, бросил сыщик и полез за портсигаром. – Одевайтесь, да побыстрей. Поедем в участок. Я жду вас на улице.

– Вы что же это меня… арестуете? – дрожа всем телом, спросил ювелир.

– Мы возьмем ваши отпечатки пальцев и проведем опознание. Вопрос о вашей свободе будет решать следователь. Так что не теряйте времени. Собирайтесь. Кстати, Вия вчера отравили. И вы – один из подозреваемых.

– Фиря, собери мне чемодан! Меня забирают в тюрьму! – дрожащим голосом прокричал хозяин дома.

– В какую тюрьму? За шо? – послышалось из соседней комнаты, и в дверях появилась седая женщина в накинутом на плечи платке и длинной серой юбке.

– Они думают, что я убил Агапия Марковича! Представляешь?..

– А шо, этого прохвоста все-таки укокошили?

– Ну вот, – осклабился полицейский, – попался шмуль, как муха на клейкую ленту.

– Фиря, не говори глупостей, твой язык накличет на нас беду!

– Я жду ровно пять минут, – предупредил Каширин и, продув папиросу, вышел на улицу.

Покинув дом почившего антиквара, Клим Пантелеевич тут же нанял сани и отправился к Нижнему базару. Именно там, на Хоперской, и находилась мастерская Арсения Самсоновича Сорокодумова. Зачем Ардашев взялся за расследование этого дела, он и сам толком не мог сказать. Видимо, его возмутила наглость преступника, не только убивавшего ни в чем не повинных людей, но и оставлявшего в комнатах своих жертв колоды с картами, собранными определенным образом. «Почему именно бубновый король лежит сверху колоды? – в который раз задавался вопросом адвокат, доставая новую конфетку из коробочки монпансье. – Что все это значит? Есть ли в этом некая подсказка или, наоборот, злоумышленник пытается таким образом запутать следствие?»

Вообще-то присяжный поверенный прекрасно отдавал себе отчет в том, что частная сыскная деятельность в России запрещена. Да ведь он никогда ею напрямую и не занимался. Почти всегда находился благовидный предлог для заключения соглашения с клиентом по какому-нибудь гражданскому делу, так или иначе связанному с уголовным. Чаще всего это были дела о наследстве. Но в тех случаях, когда этого не удавалось, а азарт брал свое, Ардашев все равно не нарушал закон, поскольку отыскивал злодея совершенно бесплатно. Конечно, полиции все это было хорошо известно, и вопросов по этому поводу у властей почти никогда не возникало. Более того, тот же самый Поляничко без помощи Клима Пантелеевича в сложных делах обходился весьма редко, а они после беспорядков пятого – седьмого годов посыпались, как горох из порванного мешка. Казалось, что сломался какой-то очень важный механизм в человеческой психике, который раньше гасил чрезмерные проявления зависти, злобы и жестокости. В церковь теперь ходили далеко не все. Люди стали забывать святые божьи заповеди. «Как объяснить, что среди православных появляется все больше неверующих?» – размышлял Ардашев, глядя на украшенные витрины лавок и дорогих магазинов. «Неужели виной всему прогресс? Нет, дело, видимо, в другом. К сожалению, в последние годы сама церковь превратилась в ветхозаветный институт с кастовыми семинариями, разложением нравов среди большей части духовенства и утратой влияния на население. Церковь отстала от общества. И тысячу раз прав московский митрополит Макарий, осуждающий служителей алтаря, занимающихся посторонними, далекими от веры делами. Едва ли одними циркулярами и предписаниями можно создать тип доброго пастыря. Сущность вопроса значительно глубже. Надобно реформировать весь уклад приходской жизни. Приходы сами должны избирать кандидатов на должности священников, дьяконов и священнослужителей. Тогда и только тогда народится тип действительного наставника, настоящего духовного отца своего народа. Конечно, это не единственная мера, но она очень важна для морального оздоровления общества».

Гнедочалая лошадка привезла сани к Хоперской улице. Оставив вознице два гривенника, Ардашев зашел в мастерскую. Комната была небольшой, но уютной: диван, чайный столик, шкафчик с книгами, стулья и письменный стол. На стенах висели репродукции голландских мастеров XVII века.

– О! Безмерно рад видеть в своих убогих стенах всемирно известного сыщика-адвоката! – воскликнул невысокий, слегка обрюзгший человек лет сорока. Аккуратненькая бородка клинышком и ухоженные усики-пирамидка добавляли его внешности интеллигентности. Он был одет в суконную, совсем не франтоватую пару, которая обычно продается в дешевых магазинах готового платья. Чистый, но уже немодный воротник белой сорочки был перетянут черным галстуком весьма неброского вида. – Что привело вас? Неужто новый книжный знак решили заказать?