Подвенечное платье - Наталья Кашина

шагами отправилась в противоположную от девушки сторону. Анфиса постаралась ничем не выдать удивления, хотя по сему выходило, что создательницей платья, мирно лежащего под кроватью Тани, была именно эта выдающихся размеров женщина, по иронии судьбы оказавшаяся тезкой пропавшей купеческой дочери.

Конечно, можно было бы поподробнее побеседовать с Лыковой о заказчике платья, быть может, ей было что-то известно о записке, подписанной именем покойной Еремеевой. Но интуиция подсказывала Анфисе, что сейчас не время, и ее ужин даст ответы на большее количество вопросов, если она оставит бывшую портниху в покое, не дав ей тем самым повода предупредить мадам или кого-то другого о подозрительной гувернантке, задающей слишком много вопросов.

До судьбоносного ужина оставался один день.

***

Весь день перед ужином Анфиса провела как на иголках, поминутно прокручивая в голове все имеющиеся у нее обрывки сведений и предположений. Лизу Анфиса заранее попросила поужинать в детской, объяснив девочке, что ее родственницы не самые приятные в общении дамы, и воспитаннице, скорее всего, будет смертельно скучно в их компании. Анфиса даже было обмолвилась, что с удовольствием бы сама поужинала сегодня наверху, но семейными связями пренебрегать нельзя, а потому ей будет гораздо спокойнее знать, что хотя бы Лизе удалось избежать едких замечаний и пространных наставлений Анфисиной родни. Гувернантка была так убедительна, что девочка поверила и даже поблагадарила Анфису за заботу. После возвращения отца домой, за столом в общей столовой она откровенно скучала, а потому с радостью воспользовалась возможностью провести время с сестрой.

Для Сони у Анфисы тоже было ответственное поручение. А именно удержать непоседливых сестер возле себя, быть может, даже ценой демонстрации своего будущего свадебного платья. Анфиса очень переживала за то, чтобы сегодня вечером никакие слова, произнесенные в столовой, не стали достоянием детских ушей. Соня насторожилась после подобной просьбы Анфисы, но, прочитав в глазах подруги, как это для нее важно, согласилась все исполнить без лишних вопросов.

После обеда Анфиса набралась-таки смелости и поинтересовалась у Александра, удалось ли ему передать известной лишь ему даме приглашение на сегодняшний ужин. Мужчина, явно не испытывавший энтузиазма по поводу предстоящего спектакля, срежесированного Анфисой в одиночестве, лишь угрюмо кивнул в ответ. Вид у него был довольно отстраненный, создавалось впечатление, будто бы все нужные ему выводы он уже для себя сделал, а потому лишь спокойно ждал, когда Анфиса успокоится, вдоволь наигравшись в сыщика.

Вот и настало время ужина.

Анфиса спустилась в столовую раньше всех. Cостояние ее, пожалуй, можно было сравнить с тем, какое бывает у детей рожденственским утром. Она была уверена, что сегодня ее ждут ответы на все вопросы, хотя и не была уверена, что эти ответы в полной мере смогут оправдать ее ожидания. Войдя в столовую и заметив вначале хмурый взгляд Александра, а потом встретившись глазами с купцом, на Анфису в сотый раз нахлынули сомнения в том, правильно ли она поступает: обнажая тайны и секреты стоящих перед нею мужчин.

Часы в столовой пробили семь, но ни одна из «родственниц» Анфисы так и не явилась. Девушка вопросительно посмотрела на Александра, но тот лишь флегматично пожал плечами. Еремеев деликатно промолчал, хотя Анфиса успела хорошо изучить его привычки и знала, что ужинать купец любил строго в одно и то же время. Прошло еще несколько томительных минут, прежде чем распашные двери столовой открылись, и горничная, слегла поклонившись, объявила:

– Госпожа Лужина Александра Антиповна.

Вслед за горничной в гостинную вошла необычайно эффектная дама неопределенного возраста. Идеальная осанка ее свидетельствовала об исключительной способности держать себя на публике, а взгляд быстрый и пронизывающий насквозь говорил о проницательности и внимании к деталям. Женщина была одета в невероятно роскошное атласное платье сложного оттенка, казавшегося одновременно и темно-лиловым, и винно-красным. Быть может, именно этот необычный цвет в туском свете передней показался Анфисе фиолетовым той самой ночью, когда она впервые увидела эту женщину в компании Александра.

Александра Антиповна выглядела так ярко и молодо, что на мгновение Анфиса запереживала, что ошиблась в своих подозрениях. Что, если Александр все-таки слукавил на счет отсутствия у данной дамы к нему романтического интереса? Но глупая вспышка ревности тут же прошла, когда купец развернулся к гостье лицом. Дружелюбная улыбка Еремеева, явно заготовленная для кого-то другого, моментально сползла, когда он увидел, кто именно вошел в столовую.

Ошибиться было невозможно. Лужина стремилась произвести впечатление не на Александра, а на Петра Ивановича.

К чести Еремеева, ему довольно быстро удалось взять себя в руки и перехватить инициативу в разворачивавшимся спектакле:

– Анфиса Алексеевна, а я и не подозревал, что вы состоите в родстве с Александрой Антиповной. Какой сюрприз!

Анфиса замялась:

– В весьма дальнем родстве, нужно признаться…

Лужина хмыкнула, помогать девушке выкручиваться из сложившейся ситуации явно не входило в ее планы.

Чтобы хоть как-то отвести внимание Еремеева от столь щекотливой темы, Анфиса стала извиняться за опоздание своей второй родственницы, говоря, что та уже не молода, и уговаривать купца подождать вторую гостью еще немного, исключительно из уважения к ее возрасту. Однако, cбить Петра Ивановича с толку было совсем непросто, он определенно был знаком с Лужиной и теперь прямыми и косвенными вопросами пытался понять, как много было известно о ней самой Анфисе.

– А почему же вы раньше не рассказывали о том, что приходитесь родственницей такой большой знаменитости, как Александра Антиповна?

Анфисе пришлось рискнуть и высказать свое предположение, об Александре Антиповне Лужиной ей действительно до сих пор слышать не доводилось.

– Как вы знаете, с шести лет я воспитывалась в Институте и слава Александры Антиповны за это время, успела пройти, поэтому я и не сочла необходимым упоминать о нас с нею.

В этот момент голос подала сама Лужина, по всей видимости, не любившая, когда ее обсуждали в третьем лице, а может, просто слишком болезненно отреагировав на комментарий по поводу своей минувшей популярности.

– Поразительная бестактность! Не прошло и двадцати лет, как имя примы императоркого театра забыто. Мои завистники сделали все возможное, чтобы стереть даже воспоминание обо мне.

Анфиса чуть не запрыгала от восторга. Последний, такой желанный и необходимый кусочек мозайки наконец-то был в ее распоряжении. Ну конечно! Перед ней актриса, вероятно, совсем неплохая, раз была способна к таким удивительным перевоплощениям…

Не скрывая своего одушевления, Анфиса довольно резко развернулась и обратилась к Петру Ивановичу:

– Прошу меня простить. Я только что впомнила, что вторая приглашенная на ужин дама прислала мне записку с извинениями. Состояние ее здоровья не позволит ей присутствовать на ужине сегодня. Как же я могла об этом забыть!?

Все присутсвующие в столовой посмотрели на Анфису с явным недоумением. Поверить в то, что она, только что просившая всех проявить снисхождение в отношении опаздания пожилой