Шелковые нити - Патриция Райан

– Мы еще не открывались, – донесся изнутри девичий голос.

– Олив, это я, – отозвалась Джоанна, стараясь не кричать, чтобы не беспокоить Элсуит. – Джоанна Чапмен.

Дверь приоткрылась, и показалась Олив. Ее хорошенькое личико обрамляли ярко-рыжие локоны, как всегда, распущенные и непокрытые.

– Мистрис Джоанна! Что привело вас к нам?

– Я хотела поговорить с тобой. Можно войти?

– Конечно. – Девушка распахнула дверь и посторонилось. – О, мистрис, вы замечательно выглядите!

– Спасибо. – Джоанна обвела взглядом лавку, похожую на ее собственную расположением и размерами, но с рядами полок вдоль стен, заставленных всевозможными склянками, баночками и горшочками. С потолка свисали связки чеснока, корешки растений и пучки сушеных трав, наполняя помещение пряными ароматами. Посередине комнаты высился выложенный кафелем очаг, остывший в данный момент, с полудюжиной чайников, подвешенных на крюках. Рабочий стол, располагавшийся у окна, был заставлен ступками с пестиками, весами и пузырьками из синего стекла.

– Что-нибудь случилось? – спросила Олив. Обычно она искала общества Джоанны, а не наоборот.

– Собственно, именно это я и собиралась узнать, – сказала Джоанна, взяв со стола пузырек и вертя его в руке. В лучах солнца, проникавших сквозь щели в ставнях, синее стекло сверкало, как драгоценный камень. – Вчера днем, – продолжила она, понизив голос, – ты разговаривала с мужчиной в переулке и, как я поняла, расстроилась.

– Олив! – Кожаная занавеска, закрывавшая вход в заднюю часть дома, раздвинулась, явив их взорам Элсуит, облаченную в мятую ночную рубашку. Ее темные глаза, устремленные на Дочь, сердито сверкали. С тех пор как Джоанна видела ее в последний раз вблизи, примерно семь месяцев назад, она располнела. Одутловатое лицо пожелтело, волосы – такие же рыжие, как у дочери, но с сильной проседью – падали на плечи неряшливыми космами.

– Мама, – заломила руки Олив, – ты проснулась.

– Да, а лавка еще не открыта. – Элсуит перевела взгляд на Джоанну, подозрительно косясь на ее роскошный наряд.

Джоанна наклонила голову, приветствуя пожилую женщину:

– Доброе утро, мистрис Элсуит.

Та ткнула пальцем в пузырек, который держала Джоанна. У нее были обломанные ногти с черной каймой от забившейся под них грязи.

– Это наше.

Джоанна вернула пузырек на место.

– Да, мистрис, я знаю.

Элсуит пронзила дочь полубезумным взглядом.

– Почему лавка еще не открыта?

– Еще рано, мама.

– Открой лавку.

– Но мы никогда не открываемся в это…

– Открой сейчас же, ленивая девчонка, или я тебя выпорю.

Олив вздохнула.

– Хорошо, мама, – Она бросила печальный взгляд на Джоанну.

– Давай я помогу тебе поднять ставни, – предложила Джоанна, выходя наружу.

– Спасибо, мистрис. – Олив отодвинула засов, закрывавший ставни изнутри, и присоединилась к Джоанне на улице. К тому времени, когда они установили навес и прилавок, Элсуит снова скрылась в глубине дома.

Джоанна взяла Олив за руки.

– Зайди ко мне, когда представится возможность, – тихо сказала она, опасаясь, что Элсуит подслушивает за занавеской.

Олив порывисто сжала ее руки, устремив на нее благодарный взгляд.

– Спасибо, мистрис, я обязательно приду.

– Есть кто-нибудь дома? – раздался голос Хью из-за задернутой занавески.

– Я, – отозвался Грэм, натягивая рейтузы.

Хью отодвинул занавеску и вошел в кладовую. В серой тунике, отделанной черным шнуром, он еще меньше, чем обычно, походил на наемника, сделавшего войну своим ремеслом. Правда, он пристегнул к поясу меч, но так поступали большинство мужчин его ранга независимо от того, собирались они использовать оружие или нет. Только причудливая золотая серьга указывала на то, что он не совсем обычный представитель благородного сословия.

– Где Джоанна?

– Понятия не имею. Я еще не видел ее сегодня. – Можно не сомневаться, что она избегает его. – А что, ее нет?

– Нет.

– Должно быть, вышла ненадолго. Она предупредила меня, что собирается на ярмарку. Не могли бы вы подать мне рубашку?

Хью сдернул с крючка рубаху, бросил ее Грэму и потер лоб.

– Интересно, где она держит вино? – поинтересовался он. Грэм натянул рубаху через голову, вдыхая свежий запах выстиранного белья.

– Страдаете от похмелья?

– Угу, надрался вчера до чертиков в «Белой лошади», а теперь маюсь. Голова раскалывается, и в кошельке пусто. Думаю, капелька спиртного вернет меня к жизни, если вы знаете, где Джоанна его держит.

– В буфете в гостиной.

Хью вышел и через минуту вернулся с кувшином и двумя кружками.

– Мне не надо, – сказал Грэм, предпочитая оставаться в здравом уме, пока ему не представится возможность извиниться перед Джоанной за ночные события. – Я еще не завтракал. Не хотелось бы начинать день с выпивки.

– Почему, к дьяволу, нет? – Хью налил себе кружку вина и потом выпил.

– Ну как она? – спросил он у Грэма.

– Кто?

– Леода. Она ведь была здесь ночью не так пи?

Грэм опешил. Как он узнал?

– Вы что, уже разговаривали с ней сегодня утром.

Хью рассмеялся, снова налив вина в опустевшую кружку.

– Я редко разговариваю со шлюхами по утрам, если только не провел с одной из них всю ночь. Тем более что по утрам они обычно ложатся спать.

– Тогда откуда…

Хью кивнул в сторону окна, и Грэм выругался про себя, увидев, что тесемка все еще привязана к решетке. Как его угораздило забыть о ней! Он проковылял к окну, опираясь на костыль, и подергал за узел, пытаясь развязать его.

– Я рад, что вы все-таки вняли моему совету, – проговорил Хью у него за спиной. – Вам следует привязывать эту тесемку хотя бы раз в неделю, чтобы удовлетворять свои телесные потребности.

Грэм промычал в ответ что-то нечленораздельное. Он стыдился того, что обратился к Леоде. Это было не только недостойно, но и глупо. Не успела она уйти, как его мысли устремились к женщине, спавшей наверху. Каково бы это было, если бы Джоанна ласкала его, как это делала Леода, если бы ее жаркие губы прижимались к его губам, а тело выгибалось под ним, утоляя его ненасытный голод. Не прошло и нескольких минут, как он снова бормотал латинские глаголы, проклиная свои неуправляемые инстинкты.

– Ну так как она? – повторил Хью. – Не первой молодости, конечно, зато опыта хоть отбавляй.

– Не знаю, – отозвался Грэм через плечо, безуспешно дергая за непокорный узел.