Кто смеется последним - Юрий Львович Слёзкин

Третий сотрудник спешил с новой сенсацией:

Редакции удалось установить, что стенограмма, ныне выпущенная подпольной анархической организацией, текст коей послужил основанием статьи нашего уважаемого противника Поля Батарда (кстати сказать, весьма невразумительной) — доставлена была ночью в редакцию газеты «Благо народа» некоей m-me Нуазье, супругой известного профессора египтологии, члена Института m-r Пьера Нуазье. По распоряжению начальника полиции, в квартиру профессора явились агенты для составления протокола. Но m-me Нуазье не оказалось дома. Господин Нуазье и его прислуга Люси Барж показали, что mme Нуазье скрылась из дома в ночь с 7-го на 8-е ноября и с тех пор не появлялась. На вопрос агента, почему же не приняты были ранее меры к ее розыску, почтенный профессор отвечал, что, перегруженный работой (он готовит серьезный труд в двадцать пять печатных листов о вновь найденной клинописи, проливающей свет на до сего времени темный для нас период царствования фараонов из династии Пфа-Тамамгов), он сначала не заметил исчезновения жены, а потом решил, что она уехала к родным в Марсель, так как нашел у нее случайно полученные ею телеграммы о болезни старшего брата Виктора. Из дальнейших вопросов выяснилось, что супруги Нуазье мирно прожили десять лет и что исчезновение m-me Нуазье отнюдь нельзя считать демонстративным желанием покинуть мужа. M-me Нуазье — дочь рыбака, в доме которого отдыхал на берегу моря в 1914 году m-r Нуазье. Младший брат madame служил в колониальных войсках, но последнее время о нем ничего не было слышно. Старший, Виктор, контуженный во время войны, проживает в Марселе на скромную пенсию. Господин профессор убедительно просил агентов полиции помочь ему найти пропавшую жену. Как видит читатель из всего изложенного, клубок происшедшего вчера инцидента все еще не распутан. Точно так же потеряны следы гипнотизера Мустафы, русского эмигранта Коростылева и монтера, работавшего в квартире m-me Мопа и заподозренного в соучастии с гипнотизером. В Марсель посланы строгие директивы местной полиции.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ — ПАТЕТИЧЕСКАЯ

В полдень Лагиш был у себя в министерстве. По дороге он успел прочесть красный листок со стенограммой, номер конфискованного «Блага народа», был задержан на площади Конкордии толпой манифестантов, видел свое изображение в руках художника Виньело, ознакомился с мнением о себе Панлевеса, — одним словом — зарядился в достаточной мере. Приемная кишела жаждущими аудиенции. В зале заседаний все члены комитета были в сборе. На столе лежала повестка из Палаты от председателя. Начальник полиции и префект города убедительно просили принять их вне очереди. По телефону требовали Лагиша на экстренное партийное собрание. Делегаты объединенного президиума социалистического блока во всеуслышание высказывали свое негодование. Журналисты с вечными перьями интервьюировали его на ходу. По радио получены были телеграммы весьма тревожного характера о начинающемся брожении среди чинов дисциплинарных батальонов колониальных войск. Местное население оказывает им поддержку. Слухи эти муссируются на бирже. В связи с этим франк снова стал падать.

Лагиш почувствовал легкое сердцебиение; обессиленный, он опустился в кресло, — наполеоновский профиль заметно линял. В конечном счете, справиться со всей этой уймой дел одновременно не в силах человеческих. Лагиш приказал подать себе крепкого чаю.

Телефонная дробь прервала его оцепенение.

— Что еще? — свирепо крикнул премьер.

Заглушённый, старческий, пришепетывающий голос зацарапал ухо министра.

— Кто говорит?

M-me Какерлак, втиснутая в узкую телефонную кабинку, — едва дышала от волнения, страха и неумения обращаться с телефоном.

— Это я, господин министр…

* * *

— Это я… если вы позволите, m-me Какерлак…

* * *

— Ну да, m-me Какерлак, которая, если позволите, господин министр, то есть, ваше превосходительство — приходится матерью известной вам танцовщице m-lle Флипотт Какерлак…

* * *

— Ну вот, господин министр, я говорю от лица своей дочери, m-lle Какерлак, что она лежит и не может сама явиться к вам.

* * *

— Конечно, я понимаю, что сейчас не такое время…

— Я бы никогда не осмелилась, ваше превосходительство.

* * *

— Мне очень трудно говорить, но меня просила дочь, то есть Флипотт: пойди позвони Лагишу, то есть вам, ваше превосходительство, что я больна, то есть она — моя дочь — больна, вывихнула себе ногу и может случиться, что придется лежать долго, даже больше недели, а за это, как вам известно, по головке не погладят…

* * *

— Короче?.. Конечно, это будет большое счастье, если болезнь ее протянется короче…

* * *

— Ах, вы просите, чтобы я говорила покороче?..

* * *

— Понимаю, понимаю… у вас серьезные дела, господин министр, я даже читала, как вас бранили эти безбожники…

* * *

— Нет, чего же… Я тоже понимаю… их нужно всех…

* * *

— Виновата, ваше превосходительство, вот я и решилась просить вас как-нибудь помочь мне… Потому что я одинока и никакого заработка…

Лагиш багровел. Если бы он мог, то запустил бы в старуху трубкой. Но внезапно раздражение его приняло другой оборот.

«Конечно, во всем виновата Флипотт. Все это ее ловушка. Она сама говорила о какой-то политической тайне».

— Чепуха! — закричал он. — Вздор, сударыня! Я знаю все ваши штучки. Вы позволяете себе меня шантажировать! Я не позволю! Я сейчас же распоряжусь арестовать вас! Арестовать! И допросить! Да! Арестовать!

Грузное тело m-me Какерлак поползло вниз, скользя вдоль полированных стен кабинки. Телефонная трубка, треснувшись о косяк, повисла