Родная кровь - Anne Dar

Вот в чём заключался секрет такого “дешевого” жилья прямо у пляжа: пожилая дочь хозяйки квартиры не могла позволить себе часто приезжать в Роар из Хановера, а продавать эту квартиру её престарелая мать, которую она в конце весны перевезла жить к себе, наотрез отказывалась, так что они искали человека, который согласился бы оплатить аренду на полгода вперёд. И этим человеком стала я.

Следующим утром после показа квартиры договор на аренду жилья был мной официально подписан и я внесла полную плату за полгода вперёд.

***

Спустя неделю после моего переезда в Роар, на закате очередного бурного дня, Астрид привезла мне обещанный ею двойной холодильник, который в итоге занял половину свободного пространства и до того бывшей слишком маленькой кухоньки. Этот холодильник она, оформив грузоперевозку за свой счёт, транспортировала прямиком из своего бара. Холодильник был с видимой двойной вмятиной посередине дверцы, что, впрочем не нарушало функциональности техники. История этого гиганта была таковой: какой-то пьяный амбал подрался в баре Маршалла и Астрид с каким-то другим пьяным амбалом, в результате чего они оставили вмятину на данном холодильнике, после чего им обоим пришлось поспешно скинуться на точь-в-точь такой же аппарат, потому как среди лучших подруг у Астрид с некоторых пор водилась какая-то супер-крутая леди из полиции, которую, впрочем, я ни разу не видела. Так что холодильник был подарком от старшей сестры, что было очень кстати, потому как до сих пор мне всерьёз светило жить без холодильника – этот переезд выжал из меня последние копейки.

Наблюдая за тем, как светящаяся от счастья из-за моего переезда в её город Астрид разворачивает два красных персидских ковра и осматривает занавески, которые мне презентовали родители и которые я планировала разместить в спальне, и в гостиной, я неосознанно размышляла над тем, что, несмотря на то, что мы с Астрид являемся единоутробными сёстрами, внешне мы совершенно не похожи. Она тоже была высокой, но свои и без того тёмные от природы волосы красила в насыщенный чёрный цвет и предпочитала укладывать их крупными локонами, глаза у неё были карие и глубоко посаженые, улыбка у неё была широкая… Моя сестра была красивой женщиной. Очень даже красивой. Но её красота совсем не совпадала с моей. Она была более резкой, дерзкой, открытой… Возможно, только курносые носы и могли выдать острому глазу наше родство, во всём же остальном она, как Берек, скопировала внешние черты у своего биологического отца.

Первым мужчиной моей матери был Гай Уэнрайт. Они познакомились, когда маме было всего семнадцать, ему же было только девятнадцать, а уже спустя год после этого знакомства мама родила девочку, которую её бойфренд решил назвать Астрид. Со слов мамы, между ней и Гаем была неистовая страсть, после которой последовали два года штиля совместного родительства. Ни мама, ни сам Гай никогда не скрывали того факта, что нежданное родительство едва не сломало Гая, однако он, как выражалась мама, “вовремя ушёл, благодаря чему сберёг свой бунтарский запал ещё на пару десятилетий”. Мама до сих пор высоко ценит, что этот человек, “вольный, как ветер”, смог продержаться с ней и их новорождённой дочерью целых два года. Обычно бродяги вроде Уэнрайта сразу бросают своих беременных подружек, но он, даже осознавая, что не сможет стать семьянином, смог наступить себе на горло и променять ветер в голове на целых двадцать четыре месяца работы курьером. В те два года он даже неплохо зарабатывал, так как умудрялся доставлять заказы клиентов быстрее своих коллег, но он был на грани депрессии – он шёл против себя, против своей природы, против своей жизни… В итоге одним тёплым летним утром двадцатидвухлетний Гай Уэнрайт, оставив моей двадцатилетней матери их двухлетнюю дочь и тысячу баксов, укатил на своём блестящем байке в неизвестном направлении. Однако и здесь мама отдаёт Уэнрайту должное: он ушёл красиво, а уйдя не забывал каждый месяц, вплоть до совершеннолетия Астрид, ежемесячно переводить на её счёт хоть какие-нибудь деньги – иногда это были жалкие десятки долларов, иногда сотни, а изредка даже приличные тысячи, но средства поступали регулярно. Подобной ответственностью может похвастаться не всякий ветренный папаша, а Гай мог.

Впоследствии Гай Уэнрайт, после моей мамы и Астрид, никакой семьёй так и не обзавёлся, и других случайных детей от других женщин у него тоже больше не родилось. Несколько лет назад он приехал в Роар на своём допотопном фургоне, переделанном под дом на колёсах, установил его на окраине пляжа и с тех пор не трогался с места. Сейчас ему шестьдесят два года, из-за пристрастия к выпивке он имеет инвалидность по печени и, помимо возрастных болячек, обладает вечно уставшим девятилетним псом по кличке Беби, который являет собой странную помесь овчарки и корги. Гай, как и я, приехал в Роар из-за семьи. С моей мамой он хотя и сохранил подобие связи “старых знакомых”, однако общаются они всего один раз в году, в день рождения Астрид, зато с Астрид он более-менее поддерживает отношения, а кроме неё, старого пса и пары случайных собутыльников, у этого человека, по сути, никого больше и нет. Не то чтобы у Астрид с её отцом отношения были из разряда близких, но всё же пару раз в неделю она посещает его дом на колёсах, чтобы принести ему свежие продукты, лекарства и корм для его пса. Большего друг от друга этим двум и не нужно – достаточно лишь знания того, что каждый из них жив, здоров и доволен своей жизнью. Подобное положение вещей их обоих вполне устраивает.

Мама же, после расставания с Гаем, официально вошла в роль матери-одиночки. В то время она жила в Ричмонде со своей престарелой матерью, которая присматривала за Астрид, пока её единственная дочь училась в колледже на медицинскую сестру. Бабушка умерла, когда Астрид было пять, и с тех пор маме стало совсем туго. Мама никогда и никому из своих детей не рассказывала подробностей из того периода своей жизни, но из того, что мне рассказывала сама Астрид, я знаю, что после смерти бабушки они стали находиться на грани бедности. Всё, что они тогда могли позволить себе в те времена из роскоши – это снимать убогую однокомнатную квартирку на седьмом этаже в старом доме без лифта. Они даже автомобиля тогда лишились, чтобы иметь возможность своевременно погашать коммунальные платежи. Повезло, что до смерти бабушки мама всё-таки успела окончить колледж и устроиться ассистенткой в частную клинику. Именно в этой клинике, спустя два года после потери бабушки, моя мать познакомилась с моим отцом, Говардом Холтом. Он проходил курс лечения у доктора, которому она ассистировала – так они впервые и встретились. Маме тогда было всего лишь двадцать три года, Астрид только исполнилось пять, а моему отцу на тот момент уже было целых тридцать три года. Уже тогда он был достаточно обеспеченным мужчиной, чтобы позволить себе иметь дорогостоящую машину и позволять себе дорогостоящее лечение в частной клинике – он пытался излечиться от бесплодия.

Говард Холт, успешный бизнес-аналитик, стал ухаживать за Деборой Куинси даже несмотря на то, что она сразу же раскрыла ему факт своего одиночного материнства. Отец неоднократно вспоминал, что был даже счастлив узнать, что у женщины, в которую он влюбился “до потери рассудка”, имеется дочь, так как в тот момент он был убежден в том, что, скорее всего, не сможет иметь своих собственных детей. Возможно именно на почве веры в своё бесплодие он в итоге так легко и быстро нашёл общий язык с Астрид, и даже подружился с ней. Эта дружба до сих пор крепка и, кажется, ничто не сможет её пошатнуть. Возможно, дело в том, что в воспоминаниях Астрид мой отец – которого она считает не менее своим, чем моим – своим появлением в их с мамой жизнях спас их чуть ли не от голодной смерти. Возможно, детские воспоминания Астрид склонны к преувеличению, а возможно и нет… Я не хочу этого знать.